Читать «Иверский свет» онлайн - страница 16

настоятелем Алексием.

Настоятель был прогрессивен.

Сгоряча собор перестроил.

Церковь теплую свел с холодной

аркой циркульной, бесколонной,

полстены проломив при народе.

Арка ахнула переходная,

как глубокий вздох о свободе!

А над аркой, стену осиля,

повелел написать Алексия.

И сказал, как в зеркало глядя:

«Чья взяла, собор на Посаде?»

Задержалось эхо с ответом.

Человек расквитался с историей.

Он стоял, свободы отведав.

Он казался себе Егорием

с пятиглавою аллегорией.

Был он воин. Он был мужчина.

Распрямилась жизни пружина.

Звал художников '. Знался с Уваровой 2.

Своим весом спасал арестованных.

Магдалина, что обмирала, вышла в Омске за генерала.

Уварова Прасковия Сергеевна (1840—1924) — графиня.

Например, когда пару монахов

(Агафангела и Епимаха)

обвинили в расклейке листовок.

Было страху!

Революция только заваривалась.

Но уже завезли в ограду

камень редкого Лабрадора

цвета выцветшего граната —

камень с именем «Полисадов».

И Уварова губы кусала.

И вздохнуло эхо фасадов:

«Чья взяла, Андрей Полисадов?»

Похоронен он у собора

на Посаде.

XV

Чья ты маска, Андрей Полисадов?

дух мятежный семьи Багратов?

друг и враг шамхала Тарковского?

христианский варьянт мюрида?

на соборной стене осадок?

Золотой мотылек бестолковый

залетел на твой светоч адов.

Ты в миру Андрей Полисадов,

а до мира, а после мира?

Смысл бессмертный и безымянный,

жила под Муромом, принимала участие в реставрации Благовещен-

ского собора, с 1884 г. председательница Императорского Архео-

логического об-ва, автор 174 работ, из них главные — «Могильники

Сев. Кавказа», М., 1900, и «Кавказ» [трехтомник), М., 1887—1904

(Историческая энциклопедия).

что хотел ты а земных времянках,

став Андреем и Алексием?

Почему из людского стада

духи Грузии и России

тебя выбрали, Полисадов?

Почему против воли пиита

то анафемою, то стоном

голос муромского архимандрита,

словно посох, рвет микрофоны?

И влечет меня, и влечет меня

что-то горнее, безотчетное,

гул низинный Еершин грузинских...

Может, мне Каландадзе кузина?

XVI

Ты прости мне, Грузия, что я твой подкидыш.

Я всю жизнь по глупости промолчал. Как примешь?

Бьется струйка горная в мою кровь равнинную.

Но о крови вспомним мы, только в грудь ранимые.

Вот зачем отец меня брал на ГЭС Ингури,

где гора молитвенна, как игумен.

Эта кровь невольная в моих темных жилах

вместо «вы» застольного «мы» произносила.

«Наши!» — говорю я, ощущая пульсом,

как мячи пульсируют в сетку ливерпульцам.

«Это наши пропасти, где мосты мизинцами,

это наши прописи рыцарства грузинского.

Может, есть отдельные короли редисе,

но делился витязь шкурою единственной

с Александром Сергеевичем, Борисом Леонидовичем,

тер щекой сердечною мокрые ланиты.

Вновь ночные фары — может, мои кровинки —

на горе рисуют полосы тигровые».

И какой-то тайною целомудренной

тянет сосны муромские к пицундовским.

XVII

Когда сердце устанет от тины

или жизнь моя станет трудней,

календарь на часах передвину

на тринадцать отвергнутых дней —

перейду из Пространстза во Время,

где Ока и тропинка над ней.

И тогда безымянный заложник

выйдет в сумерках на косогор,

как слепую белую лошадь,

он ведет за собою собор.