Читать «Знание - сила, 1998 № 05(851)» онлайн - страница 70

В России страхи тоже распределяются по территории совсем не равномерно; список, только что приведенный, — это лишь усредненные по стране данные.

Как вы думаете, кто лидер по числу и насыщенности страхов? Где самая болевая точка страны? Правильно, Юг и Юго-Запад. Из 43 возможных угроз и опасностей 31 нашли здесь самый горячий отклик; среди всего прочего больше, чем в других местах, боятся диктатуры, массовых репрессий, еврейских заговоров, столкновения с другими странами и с другими космическими телами, озоновых дыр, неонацизма, американизации жизни и масонов.

Антипод этому региону — Север и Северо-Запад, где ни одна из предъявленного списка угроз не взволновала больше жителей, чем в любом другом месте страны.

Центр лидирует по восьми видам угроз и опасностей. Страхи тут почему-то слегка философичны: здесь почти каждый пятый (больше, чем где бы то ни было) озабочен бессмысленностью жизни и неизбежностью смерти. Сибирь и Дальний Восток отличились, в числе прочего, страхом, что Землю захватят инопланетяне, а в Поволжье и на Урале боятся конца света больше, чем в других местах.

В.Шубкин сравнил современные тревоги и страхи россиян с аналогичными данными по Советскому Союзу, полученными в 1989 — 1990 годах. Оказалось, что число тех, кто боится возврата массовых репрессий, с тех пор возросло в два раза; тирании и беззакония — в три раза; нишеты, криминализации и национальных конфликтов — в четыре раза.

Странно видеть в одном списке чувства столь разной природы: страх перед обнищанием (что бы каждый ни понимал под таковым) — и страх перед вторжением инопланетян. Жертвы обшей социально-экономической нестабильности оказываются рядом с жертвами психических заболевании, причем отличить одних от других не так просто: общая нестабильность, наверное, провоцирует не в розы, а насчет инопланетян вполне могли и пошутить.

В. Ялов решил все-таки в этом разобраться, отделив психопатологию или cyгубо индивидуальную нервность от страха как явления социального. Невротиков выделяли стандартным тестом: бессонница, низкая самооценка, неадаптированность к ситуации — или, наоборот, ощущение бодрости, уверенности в себе и так далее. Выяснилось: в среднем двое из десяти человек страдают повышенной общеличностной тревожностью, так сказать, в индивидуальном порядке, это факт их личной биографии. Еще до семидесяти процентов опрошенных демонстрируют тревожность социальной природы. Социальность В.Ядов усматривает прежде всего в том, что эти люди считают свои страхи типичными, характерными для большинства населения страны, а не только своим личным достоянием. Они как бы заражают друг друга этими страхами, приобретающими характер эпидемии — а это чисто социальный механизм распространения не только страхов, но и стандартных мнений, представлений, завоевывающих массовое сознание.

Итак, очень многие сегодня в нашей стране чего-то боятся. Можно ли считать такое состояние общественного сознания катастрофическим? В.Ядов к подлинному катастрофизму относит только страх перед угрозой самой жизни, физическому существованию. Ощущение катастрофы по Ядову — «это восприятие жизненного пространства как непригодного для жизни». Исследование показало, что катастрофам такого рода играет в структуре социально-тревожного сознания не последнюю, но и не первую роль. Природные катастрофы, беззаконие, обнищание, война — вот что, по мнению опрошенных, представляет настоящую угрозу их жизни и потому вызывает у них повышенную тревожность; угроза идеологическая — например, американизация жизни и так далее — не воспринимается слишком уж серьезно.