Читать «Змееносец. Истинная кровь» онлайн - страница 72

Он прижал Мари к себе и подумал о том, что никогда не увидит своего ребенка, дочь ли, сына — какая разница. Что больше никогда она не будет по вечерам сидеть у него на коленях в их любимом кресле. Что розы в тронном зале однажды станут не видны, исчезнув от света и пыли. И однажды, много лет спустя, все это покажется лишь красивым сном.

Мишель усмехнулся ей в затылок:

— Не говори. Стоит ли тратить время, если это далеко от Парижа?

Мари дернулась в его руках, но не отстранилась:

— Врун. Я думала, тебе туда нужно, чтобы вернуться домой… Так сколько теперь у нас времени?

— Завтра утром я исчезну…

Мари медленно растянула губы в улыбку. И повернулась к нему.

— Значит, Рождество мы встретим вместе. А потом ты вернешься в Трезмон. К ней. Что ж, ты попытался, и у тебя не получилось. Я попыталась тоже. И у меня тоже не получилось. Все должно быть на своем месте.

Мишель устало потер глаза.

— Я возвращаюсь домой, а не к ней. Это сюда я отправился к тебе. Потому что я тебя люблю. Потому что я очень хочу, чтобы ты вернулась вместе со мной. Но заставлять я тебя не стану. Если ты считаешь, что твое место здесь — так тому и быть.

— Потому что Трезмон тебе важнее меня и нашего ребенка? — спросила она и осеклась. — Прости… Я не то хотела сказать… Прости…

Мишель взял ее руки в свои, крепко сжал их и, глядя ей прямо в глаза, медленно произнес:

— И ты, и наш ребенок для меня гораздо важнее всего на свете. Но я не могу остаться. Петрунель дал мне всего три ночи.

— Ты все-таки сумасшедший, — коротко хохотнула она и все же заплакала. — Зачем ты с ним связался? Ты же все про него знаешь!

Она поднялась на носочки и поцеловала его в щеку. Совсем не так, как этим же утром в постели, но долго прижимаясь к нему губами и чувствуя, как обрывается сердце.

— Как еще я мог попасть сюда? Маглор Форжерон отказался мне помочь, старый болван! — Мишель на миг отстранился и стал покрывать ее лицо поцелуями. А потом нашел губы и уже не мог от них оторваться. И единственная мысль вертелась в его голове: как он будет без нее?

Мари вырвалась. И посмотрела на плиту, на которой уже подгорала овсянка.

— Давай хотя бы елку поставим… раз это последнее Рождество… — сказала она отстраненно. И усиленно гнала от себя мысли, что… что она ничего не потеряет, если вернется с ним. Потому что уже потеряла гораздо больше — она потеряла способность жить без него.

— Давай поставим, — улыбнулся Мишель, взглянув на кашу вслед за Мари. — Завтрак отменяется?

— Нет. Не отменяется. Отменяется экзекуция с помощью овсянки, — она решительно выключила конфорку. — Мы едем за елкой и по дороге зайдем куда-нибудь.

XXVII

24 декабря 1186 года, Трезмонский замок

Благочестивый брат Ницетас, здоровенный широкоплечий детина с невинным взором на лице дровосека двадцати пяти лет отроду, еще год назад не был столь уж благочестив, но всем сердцем стремился к тому. Он искал путь истинной веры, но все время оступался и никак не мог найти самый короткий путь к тому, чтобы познать Бога, не позабыв своей выгоды. Добрый бенедиктинец, воспитанный в Санкт-Галленском аббатстве, несколько лет назад паломником он пришел в Вайссенкройц да там и остался, свалившись со страшной лихорадкой и ставший на ноги лишь усилиями брата Ансельма. Тогда же он и решил, что устав цистерцианцев тому способствовал, а посему он-то и есть самый угодный Господу. Однако долго находиться в обители оказалось выше его сил, и скоро он попросился служить Всевышнему там, куда направит его брат Ансельм. Тот лишь покачал головой и сказал: