Читать «Зимние дети» онлайн - страница 103
Деа Триер Мёрк
Спиной к пакистанской семье и вообще ко всем в палате сидит муж Сидениус.
Он взял было ребенка, немножко подержал и положил обратно. Он смотрит на жену. А она смотрит в потолок. Оба молчат.
Эва, привалившись к спинке Марииной кровати, держит на руках свою племянницу, завернутую в клетчатое одеяльце.
Она легонько дует ей в закрытые глазки и видит, как вздрагивают реснички. Она насвистывает какую-то мелодию, и ребенок явно реагирует на звук. Она дает малышке указательный палец и чувствует ее слабенькую хватку на верхней фаланге пальца.
Девочка явно устала, но все органы чувств у нее функционируют нормально.
— Тебе не кажется, что она желтеет? — спрашивает Мария. — Меня это очень беспокоит.
— Да не волнуйся ты. Вот увидишь, через пару дней она придет в норму.
Эва гладит малышку по головке. Но что она понимает в таких делах!
— Представляешь, наша женская группа начала действовать, — оживившись, громко заговорила Эва. — Нас уже шестеро! Безработная с фабрики королевского фарфора, две девушки из Кристиании, медсестра и одна студентка. Это так здорово! Каждый четверг вечером мы встречаемся у кого-нибудь из нас. Может, и ты к нам придешь — когда тебя выпишут?
Но Мария ее не слушает.
— Ты не пошлешь телеграмму Захариасу — сразу же, как выйдешь отсюда, ладно? Вот у меня текст. Он живет в отеле в Хольстейнсборге. Тут и адрес.
Какое облегчение — посетители наконец удалились.
Маленький сиротка-мулат лежит на спине и недовольно кряхтит. Нет для него переполненной молоком груди. Он беспокойно машет ручками. Ротик жалостно кривится, но в глазах слез нет. Просто он хочет, чтобы кто-то взял его и приложил к груди.
Фру Хольм, широко расставив ноги, стоит возле него.
— Потаскушка! Ей надо вообще запретить производить на свет детей!
И она заковыляла к своей кровати.
— Ох, у меня такой ужасный геморрой!
— Я думаю, вам нужно показаться врачу, фру Хольм, — говорит медсестра.
— Да-да, — скорбно кивает фру Хольм. — Вы не перепеленаете мою малютку? — говорит она. — Она снова напачкала, а я уже не в состоянии!
Двумя длинными рядами, освещенные лишь светом настольных лампочек, сидят или лежат женщины в белых больничных рубашках. Одна поднимает голову и кивает вечерней медсестре. Другая возится с молокоотсосом. Третья погасила лампу и улеглась спать. Четвертая кормит младенца. Пятая и шестая любуются своими чадами, барахтающимися на одеяле. Седьмая читает еженедельник. Восьмая сидит у девятой на кровати, между ними идет доверительная беседа.
Палата — как фонарь в ночи. Золотистый, колышущийся.
Фру Мархен Хольм намерена сообщить Миккельсен что-то ужасно важное. Она обращается к ней через голову Конни, будто той вообще не существует. Но Конни это ничуть не смущает. Ей и невдомек, что можно было бы протестовать, что вообще можно кому-то что-то запрещать или разрешать.
Она просто живет. Живет, как трава растет. Лежа здесь со своей новорожденной дочкой, вдыхая ее аромат, она испытывает какое-то неосознанное чувство благоденствия. Она не задумывается, почему ей так хорошо и уютно. Просто так оно есть, вот и все.