Читать «Заложница Карла Великого» онлайн - страница 28

СЕСТРА УПРАВ. Что-ж это было за питье?

ГЕРЗУИНДА. Кажется вино – наверное не знаю. Противно было мне оно!

СЕСТРА УПРАВ. Где же это было?

ГЕРЗУИНДА. Все ты спрашиваешь: где, когда и кто? Не знаю!

СЕСТРА УПРАВ. Я женщина как ты – и можешь говорить со мной открыто. Скажи: ты согласилась выпить противное питье лишь потому, что дал его тебе на короля похожий человек. Так почему ж ты оттолкнула кубок, тебе протянутый рукою Карла самого, наполненный любовью и благословением?

ГЕРЗУИНДА. Дай куклу мне, сестра! Не слышишь, что ли?

СЕСТРА УПРАВ. Ну, а когда ты проглотила, сжалившись над стариком, питье, которое тебе он дал?

ГЕРЗУИНДА. То лучшим от этого не сделалось оно. Такое же противное осталось.

СЕСТРА УПРАВ. Озноб почувствовала ты?

ГЕРЗУИНДА. Да, стало холодно.

СЕСТРА УПРАВ. А если встретила б ты старика того, узнала ли б его ты, Герзуинда?

ГЕРЗУИНДА (решительно). Нет!

СЕСТРА УПРАВ. Забыла ты его лицо?

ГЕРЗУИНДА. Я вижу его перед собою неустанно.

СЕСТРА УПРАВ. И все-ж не хочешь его назвать, признать не хочешь, когда он явится – хотя из-за него ты заболела и так слаба. Несчастья твоего ведь он причина.

ГЕРЗУИНДА. Я не несчастна! Будь я несчастна – повторяю, неправда это! – тогда, конечно, его назвала б я. Согрей мне руки! Согрей меня!

(Тревожно глядя ей в лицо, сестра закутывает ей руки толстым платком. Тихо входит настоятельница, за нею Рорико, не снявший верхнюю одежду, в которой пришел с улицы)

НАСТОЯТЕЛЬНИЦА. Нельзя, граф Рорико. Сам на нее взгляни. Вот видишь – беспомощна она и, как младенец, нуждается в уходе. Не выдержит она и день в пути.

РОРИКО. И все же нужно увезти ее. Не терпит время, мать почтенная. Я слишком смело и самовольно поступил. В то утро злополучное, когда свершилась её судьба, когда великий Карл, прихотью пресытившись, хватившей на краткий день осенний, выбросил ее как мошку мертвую – в то утро, правда, иначе я поступить не мог, как поступил.

НАСТОЯТЕЛЬНИЦА. И ты был прав, граф Рорико, что вспомнил о королевском слове, на бумаге закрепленном, что мы храним в монастыре. Ты поступил, как рыцарь благородный, когда привел обратно заблудшую овечку к нам. Простится властелину, когда забудет свое он слово – слишком много забот великих у него. Может и ребенок забыть про обещанье, данное ему: забывчивы и пользы своей не знают дети. Но если тот, кому опека над ребенком вверена, забудет – достоин он Господней кары.

РОРИКО. Как гласит бумага, которую храните вы?

НАСТОЯТЕЛЬНИЦА. В ней обязует нас король кров и защиту ей предоставлять до самой смерти.

РОРИКО. Считал я тоже, что место ей в монастыре. Но Карл изгнал ее из Аахена.

НАСТОЯТЕЛЬНИЦА. Кого тут изгонять? Смотрите на нее: страданий горсточка, едва заметная; метлой неумолимой ее сегодня-завтра правительница наша смерть за двери выметет. Останется лишь золотая прядь волос, которую, быть может, король снял с головы у ней – и больше ничего. (Плача) Ужель её страданий мало, чтоб искупить вину? Должна я тайну тебе вверить, граф Рорико. Ей дали выпить яду – нет сомненья. О, люди! О, мужчины! Вам мало похитить нежные плоды в саду, что открывает в неведеньи своем дитя. Породы волчьей вы и задушить потом хотите жертву. Мы безразсудны, и не узнаем в мужчине волка, не видим в улыбке лицемерной врага злорадный смех.