Читать «Завещание Шекспира» онлайн - страница 279

Но я уже знал, что столько не проживу. Кроме нашего летнего помещения на Бэнксайде, у нас теперь был наш зимний, защищенный от непогоды театр «Блэкфрайерс». Он был под крышей, и при необходимости в нем можно было создать полумрак, и в нем было свечное освещение, и можно было устроить сценические эффекты. А в целом помещение было меньше и вмещало семьсот избранных зрителей, чтобы они могли получше распробовать странный новый вкус моих последних пьес. Времена титанических героев и кровавых деяний были позади, как и времена вульгарных шуток и однопенсовых мест для стоячих зрителей. Цены на билеты в «Блэкфрайерс» обеспечили нам более состоятельного зрителя. Вход на галерею – шесть пенсов, скамья в партере – один шиллинг шесть пенсов, ложа – полкроны, скамья на сцене – два шиллинга. С десяток павлинов в огромных шляпах с перьями, окутанные шлейфом табачного дыма, могли разгуливать по самой сцене, раскуривая трубки и выставляя себя напоказ.

Мы отметили успешное открытие кубками вина и многочисленными тостами в «Русалке». Непонятно, чему мы так радовались, ведь мы праздновали кончину моего типа драмы, тех самых пьес, которые принесли нам стремительную славу. Законодателями мод теперь были Марстон, Мидлтон и Мэссинджер; Джонсон считался мастером жанра маски и некоронованным королем театра. Знатоки театра высоко его ценили и ставили выше меня. У меня было ощущение, что я пережил себя, но еще не готов уйти со сцены. Мы были частной труппой, вступившей во владение частным театром и подстраивавшейся под меняющиеся вкусы новой публики – избранной и более обеспеченной, ожидающей увидеть пьесы более диковинные, но которые не так смело и широко охватывали жизнь, как те, что мы ставили в «Глобусе». Наш новый театр лучше соответствовал старым рыцарским романам – последним творениям моего как-то вдруг состарившегося пера. Но до самого конца, насколько хватало сил, я старался плыть по течению. В 1608 году, как только мы получили аренду, я сочинил «Перикла», в 1610-м – «Цимбелина» и «Зимнюю сказку» и в 1611-м – «Бурю». 1609-й был бесплодным – театры больше года были закрыты, как всегда из-за чумы.

А теперь о финальных достижениях моего пера.

 – О чем твои последние пьесы?

Мне кажется, они об авторе, идущем не в ногу со временем. Вечный неприятель дышит ему в спину, и спасающийся бегством драматург чувствует разверзшуюся перед ним бездну. Один за другим умирают его сотоварищи, и их, как картонных кукол, убирают со сцены. Друзья уходят в темноту. Автор еще не стар, но все более одинок. Его последняя надежда – на молодость и возрождение. Он возвращается к темам сонетов – любви и продолжению рода, – но на этот раз не как к литературному упражнению, а как к чему-то глубоко личному. У него рождается внучка Элизабет. Его настоятельно зовет назад в Стрэтфорд старый дом, из которого ему когда-то так не терпелось убежать. Рождение внуков оживляет былые желания и воспоминания. Но героини, которые, как цветы, украсили своим присутствием мои последние пьесы, больше походят не на новорожденного ребенка, а на умершего. Все они уходят корнями в историю моего бедного умершего сына, схороненного глубоко в земле, глубже, чем можно измерить. Мой младший брат мне тоже был почти как сын. Хамнет и Эдмунд перевоплотились в девушек-героинь. Снова и снова ваш автор молит умершего мальчика простить его за то, что позволил ему умереть, за то, что его не было рядом, чтобы спасти его, за то, что его просто не было рядом. Его боль не утихает ни на миг.