Читать «За журавлями» онлайн - страница 23

Сенька улыбнулся. Он вспомнил, как Петька сипловатым, как у молодого петуха, голосом пел частушки. Колхозники смеялись, хлопали в ладоши и кричали: «Еще жарь!» И Петька, подбодренный зрителями, завернул тогда такую частушку про счетовода Злобина, что пришлось сделать небольшой перерыв и закрыть занавес, чтобы маленько остудить артиста.

— Ты лихо пел, — сказал Сенька.

— Я и петь и драться, если надо… Ты думаешь, я перед Гансом выслуживаюсь, — тихо сказал Петька. — Хочешь, я всех их укокошу — и Ганса, и Абашкина, и самого Юста. А если б шапка-невидимка была — я бы и Гитлера укокошил.

— Тише ты, — остановил его Сенька.

— Да ты не бойся, — зашептал Петька. — В избе никого нет. Юст куда-то на машине с помощником уехали, а Ганс небось с Абашкиным кур по дворам ловят. Майор Юст любит лапшу с курятиной трескать. Давай с тобой по-настоящему дружить будем? Ладно? — предложил он и провел по зубам ногтем большого пальца.

— Давай, — согласился Сенька и тоже чиркнул по зубам ногтем.

На мальчишеском языке это означало — «дружба до гроба».

Затарахтела машина. Скоро в избу вошел Юст, и ребята притихли.

— Сейчас на печку, боров, полезет греться, — шепнул Петька.

Сенька уже собрался уходить, как вдруг распахнулась дверь и в сени втолкнули человека. За ним ввалились Абашкин, Ганс с курицей в руках и переводчик. Все прошли в избу. Ребята прислушались.

— Пришли мы к Гуськовым, — начал рассказывать Абашкин, — а он в избе сидит. Сначала не узнал его, а потом признал — Рубцов это, из Федоровки.

Ребята тихонько приоткрыли дверь: за столом в мундире и в домашних тапочках сидел Юст. Остальные стояли.

— Правильно, Рубцов я… Павел Матвеевич, — спокойно ответил задержанный, и ребята сразу его узнали. — К Гуськовым зашел, они мне родня дальняя.

Переводчик вопросительно посмотрел на Абашкина.

— Десятая вода на киселе, — ответил Абашкин.

— Как это: вода на кисель? — не понял переводчик.

Староста начал объяснять, запутался, и немец, не дослушав его, спросил, показывая на котомку Рубцова:

— Что есть в мешок?

Рубцов снял с плеча мешок, развязал его и выложил на лавку сапожную лапу, молоток, коробку с гвоздями, клубок ниток, кусочки кожи и сапожный нож с косо заточенным лезвием.

— Ты есть сапожник?

— Приходится сапожничать. По чужим деревням ходить. Своя сгорела.

— Это есть прафда, что ефо дерефня сгорель? — спросил переводчик Абашкина.

— Так точно.

— Кем ты был до войны, Рубцоф?

— Колхозником.

— Бригадиром он был, а не простым колхозником, — вставил Абашкин.

— Ну и что, — усмехнулся Рубцов, — велика должность — бригадир. Девять баб под началом… Тебе вон государство сельпо доверяло, — сказал он Абашкину. — Да и в Осоавиахиме ты был.

— Что такое Осо-а-ви-а-хим? — еле выговорил переводчик.

— Общество активного содействия Красной Армии, — не замедлил ответить Рубцов.

Переводчик подозрительно взглянул на Абашкина. Тот, скосив свой левый глаз больше обычного, начал оправдываться:

— Все там были, в Осоавиахиме этом… И ты, Рубцов, там состоял.

— Верно, состоял, — согласился Рубцов. — И чтобы тебя не утруждать, Абашкин, я сам про себя всю правду господину начальнику расскажу. — Рубцов обратился к Юсту: — Мне скрывать нечего. Семью имею: жену с дочкой. В Челябинск их еще до войны отправил. У меня там теща…