Читать «Жуки на булавках (рассказы)» онлайн - страница 60

Аркадий Бухов

- Оставьте, - резко остановила меня Надежда Алексеевна, - раз вам все равно... Значит, и я могу написать такое же письмо... Тридцать писем... Сто писем...

Я уже говорил, что, когда она волновалась или была озабочена, она становилась удивительно милой.

- Надежда Алексеевна, - робко сказал я, - я могу обеспечить вашу горничную лишними десятью рублями в месяц, перехватывать ваши письма, перечитывать их, заучивать наизусть, переписывать в прошнурованную книгу... Неужели же этим я смогу...

У ней на глазах были слезы.

- Вы камень какой-то... Камень... Вас не продолбишь...

И, желая резче подчеркнуть обоснованность своего убеждения, схватила боа и ушла.

Этот вечер она просидела дома, ссорилась с сестрой и плакала. Я провел его дома, бесцельно скучая и хмуро относясь к себе. Впрочем, заснул я в сознании полной своей невиновности.

V

Если у совершенно посторонней женщины заплаканы глаза, значит, она или перенесла какое-то горе и будет сейчас очень мягка, или на кого-нибудь сердится и с вами будет очень любезна. Заплаканные глаза женщины близкой урчанье большого английского дога, внезапно встретившего вас в кабинете своего хозяина, где вы сидите одни и дожидаетесь.

- Почему это вы такая, Надежда Алексеевна?

Она укусила губу и нервно затеребила оборку юбки.

- Вы, кажется, в театре вчера были? - И она испытующе посмотрела мне в глаза.

- Как же, как же... Удивительно милая опера. На что я не понимаю в музыке, а и то...

- Вы, кажется, не один вчера были?

- Я-то? Нет. Третьего дня моя землячка приехала и просила пойти вместе...

- А вы, конечно, не могли отказаться?

- Отказаться я мог... Неустойки никакой я платить бы, конечно, из-за этого не стал, но я не понимаю...

- Ах, вы не понимаете... Ну конечно, конечно... А я должна была провести вечер одна...

- Вы же сами сказали, что едете в гости... Были?

- Ну, была. Что же из этого?

- Совершенно ничего. Вы были в гостях, а я был со своей старой знакомой в театре...

- Как же вы можете об этом так спокойно разговаривать? - зло спросила она.

- Ведь я же не на взлом несгораемого шкафа ходил... Почему же я должен об этом говорить с горечью раскаяния... Я вас люблю... Знакомая моя женщина приличная, муж ее мой бывш...

- Ах, она к тому же еще дама...

- Шесть лет дама...

- Ну, что ж. Нам остается только в последний раз поговорить друг с другом...

- И это будет после каждого моего посещения театра? Хорошо еще, что у меня абонемента нет.

Она круто отвернулась и подошла к окну.

- Вы еще, кажется, шутите?

Я робко замолчал. Кажется, при таком обороте разговора я должен был бы резко встать с места, забегать из угла в угол, хватать себя за голову и громко осуждать свое поведение шумными и пронзительными вскрикиваниями:

- Что я сделал! Что я сделал!

Я не мог прибегнуть к этому. Поэтому в течение двух часов мы сидели почти молча. Изредка Надежда Алексеевна роняла несколько замечаний по адресу моей вчерашней спутницы, из которых я вывел заключение, что эта спутница приехала сюда исключительно с целью завлечь меня в глухие сети, изменить со мной тупому мужу и остаться здесь для продолжительного и непрерываемого занятия нехорошими делами. В число последних входили ее разгаданные намерения приходить ко мне и даже снять общую квартиру. Все мои уверения, что это очень достойная женщина, мать прекрасного трехлетнего мальчугана с большими черными глазами, разбивались о суровый и неумолимый тон.