Читать «Жизнь и другие смертельные номера» онлайн - страница 105

Он сунул таблетку в рот и проглотил ее без воды.

– Завтра, – сказал он.

Жесткий матрас застонал под моим весом, когда я забралась в кровать.

– Завтра, – повторила я и натянула подушку на голову.

Конечно, для посещения кладбища мы выбрали самый холодный день ноября. Я проснулась, дрожа, горячий душ, чашка кофе и толстый свитер, который я надела, не помогли согреться. Сев в машину, я включила самую высокую температуру и направила вентиляционные отверстия на себя.

– Не волнуйся так. Это все нервы, – сказал Пол рядом со мной. – Я всегда дрожу, как мокрый чихуа-хуа, когда мне приходится сообщать плохие новости крупному клиенту.

– Это ты-то нервничаешь? Ни за что не поверю.

– Забудь, больше ты этого от меня не услышишь.

– Я вовсе не волнуюсь. Я просто…

– На взводе, – сказал Пол.

– Вот именно, – ответила я. Плюс еще куча непонятных эмоций, не имеющих названия. Когда мы остановились на кладбище, зубы все еще стучали друг о друга, как дешевый фарфор. Железные ворота и маленький указатель не изменились, вечнозеленые растения, росшие по периметру, тоже. Тем не менее, когда я вышла из машины, поле могил перед нами показалось намного меньше, чем когда я была здесь в последний раз.

Пол взял меня за руку, и мы вместе пошли по извилистой тропинке через центр кладбища. Кладбища всегда нагоняли на меня жуть, но в то утро я увидела то, что уже отчасти знала, когда заставляла отца то и дело ездить на мамину могилу. Они тоже были местом утешения. Не знаю, почему я вдруг решила окончить жизнь в урне, но идя через кладбище в тот день, я решила, что попрошу похоронить то, что от меня останется, здесь. Может быть, даже рядом с матерью.

У меня перехватило дыхание, когда мы подошли к ее могиле. Пол выпустил мою руку и встал на колени перед надгробием, проводя пальцами по гравировке в граните.

Я дала ему несколько минут побыть одному, потом подошла и села рядом с ним, скрестив ноги на замерзшей траве перед большим надгробием. Я закрыла глаза и начала мысленно говорить с мамой – скорее молитва, чем настоящий разговор, и я знала, что, если она меня слышит, она соберет мозаику из моей бессвязной речи. Я рассказала ей все: о Томе, о Вьекесе, о Милагрос и Шайлоу, и о моем диагнозе тоже. Я сказала ей, что люблю ее и хотела бы, чтобы она была со мной. Затем открыла глаза и снова увидела надгробие.

«ШАРЛОТТА РОСС

1954–1989

ЛЮБИМАЯ ЖЕНА И МАТЬ»

Любимая жена и мать: это правда, но как же этого мало.

Иногда, когда мне было особенно грустно, я представляла, что было бы, если бы я была в другом возрасте на момент ее смерти. В десять лет я была уже взрослой, чтобы понять, какой ужас с нами случился, но слишком маленькой, чтоб впитать в себя достаточно деталей, которые мне, уже взрослой, хотелось знать о ней и ее жизни. Теперь и то, что я помнила, постепенно угасало. Например, волосы у мамы были прямыми и каштановыми, а глаза темно-карими, как у Пола. А ее смех? Похожий на звон серебряных монеток, как он слышался у меня в памяти, или это моя выдумка? Была ли она такой веселой и неизменно доброй, какой я ее помнила, или это просто сказка моего сочинения? Что она думала о Поле и обо мне? О каком будущем она мечтала для нас и для себя? Я так никогда и не узнаю.