Читать «Жадина» онлайн - страница 91

Дарья Андреевна Беляева

— Здесь наша земля, мы испокон веков жили тут и никуда не собираемся уходить.

Мне становится неловко, словно бы я какой-то толстосум в хорошем костюме, пришедший дать мешок с деньгами за эту деревню, в землю которой впитались целые поколения.

Но потом я понимаю, что Миттенбал говорит не со мной, а с тем, что снаружи. Он поворачивается к окну. Но то, что за окном, отчего-то думаю я, не в силах его понять.

— Они живут в лесу, но все время суются в нашу деревню. Тебе не повезло, обычно дорогу патрулирует одно из моих творений. Я сделал его из нескольких волков и пластика. Оно сейчас в ремонте.

Я думаю, что это забавно, потому что встретив ночью нечто из нескольких волков и пластика, я испугался бы больше, чем увидев Офеллу, даже такую странную.

Мы с Миттенбалом садимся на стулья, не сговариваясь развернув их от стола к закрытому ставнями окну.

— Дарл говорит, что другие в Империи считают, что пересотворение варваров вышло каким-то неправильным. Они просто никогда не видели изгоев. Эти действительно потеряли разум. И человеческую суть.

Я слушаю внимательно, потому что мне нравятся страшные истории. Но я не связываю рассказ Миттенбала с тем, что только что едва не случилось со мной.

— Изгои не похожи на людей. Мне они чем-то напоминают насекомых. Пересотворение изменило их облик, но не только. Оно отобрало у них разум. У них есть лишь одно стремление — жрать, чтобы жить. Их тела разрушаются, словно в пыль рассыпаются, когда они голодают. Им нужна человеческая плоть, чтобы жить. И кровь. И кость. Они не оставляют совершенно ничего.

Мне становится грустно. Это уже не люди-хищники вроде Нисы, а просто хищники.

— Немногие осмеливаются жить рядом с лесами изгоев.

Наш народ тоже живет в лесах и считается неразумным. Наверное, принцепсы пришли бы в ужас от изгоев, если так боятся нас. Хотя в ужас пришел бы кто угодно.

— В общем да, они съедают все, — говорит Миттенбал задумчиво. — В детстве мы рассказывали друг другу страшилки о синих слюнях.

— Синих слюнях? — спрашиваю я.

— Да. Их слюна имеет характерный, блестящий оттенок синего. Страшилка такая: приходит мальчик домой, а мама сидит за столом. Он маме говорит, что обедать не будет, а она в окно смотрит. Мальчик спрашивает в порядке ли мама, волнуется. А потом видит рядом с ножкой стула лужицу синих слюней. Вот мальчик и понимает, что это не мама на стуле сидит, а мама — эта лужица, вот и все, что от нее осталось.

Я представляю эту историю с собой в главной роли и с моей доброй, любящей мамой, и у меня в груди неприятно сжимается сердце.

— Противно, — говорю я.

— Да, — говорит Миттенбал. — Мне тоже эта страшилка никогда не нравилась.

Мы смотрим в закрытое окно, и ни за что я не был так благодарен в последнее время, как за то, что ставни крепко закрыты.

— Они принимают облик твоих близких. Их, в общем, отличить несложно. Они не умеют говорить. Да только иногда и пары секунд хватает, чтобы пропасть. И все, был ты, а осталась лужица синих слюней.

Я думаю о том, как легко мог стать сегодня лужицей синих слюней. Это вызывает у меня меньше боли, чем история о мальчике и его маме, но все равно неприятно.