Читать «Ещё поживём» онлайн - страница 12

Андрей Наугольный

Гореву было жалко себя, унылого и потерянного. Он знал, что ад — это везде, где захочется Господу Богу. Гореву повезло, смылся он от дедов. Оставалось решить вопрос с медициной. Санчасть, одноэтажный деревянный домик, хрустальная мечта каждого духа. Ещё лучше — госпиталь. Когда, запыхавшись, Горев влетел в дверь санчасти, его приветствовали мощным ударом в грудь. Перед ним высился фельдшер Мартиросян, местное медицинское светило. Этот бугай был культуристом. Он стоял в одних плавках, все мускулы его играли, и, видимо, чтобы внимание случайного зрителя не ослабевало, он ещё раз ткнул Горева кулаком. Тот начал считать углы. Немного утихомирившись, слишком здоровый медбрат сказал:

— Я ко всем хорошо отношусь! Дед, так дед. Гусь, так гусь. Все это знают. Ты к врачу? Так иди. И не топчись тут, только что пол помыли.

Горев робко постучал в дверь кабинета. Санчастью управлял доктор Илья Вениаминович Файнберг. Человек немолодой, неглупый и практический. Больных для него не существовало. Принцип был один: если ты солдат, тогда иди, служи и не морочь людям голову.

— Что у вас? — недовольно буркнул он.

— Потеря сознания, доктор. Сильные головные боли. Адские прямо… — сказал почтительно Горев.

— Это серьёзно. Нужно ехать в госпиталь. Да вот послать тебя не с кем. Мартиросян занят, у меня на сегодня намечено много важных дел, так что придётся потерпеть, дружок. Если вот на той неделе… Попроси что-нибудь у Мартиросяна, он даст, а пока иди. Иди! — и он добродушно махнул рукой.

Чашка чая, уютное кресло, интересное чтение влекли его. Гореву в этом наборе не было места, и он вышел, злобно чертыхаясь: «Гиппократа на них нет!». Кроме обиды, зависть зашевелилась в Гореве. Доктор читал старый номер «Иностранки». Горев узнал его, там был поразительный рассказ «Превращение», страшный, ни на что не похожий… Страшный и обыденный. Страшный, как зимняя ночь для бродяги, и обыденный, как работа для палача. Он всё бы отдал, чтобы просто полистать этот номер. Давно ничего не читал, кроме устава. Вообще чтение книг в батальоне считалось занятием противоестественным. Как педерастия. Читателей не любили и даже презирали. На дверях библиотеки всегда висел замок. Иногда, правда, там собирались офицеры, но, увы, не для культурного общения. Водочка, барышни… Место больше ценилось за интерьер.

«Боевой листок» — газета, комсомольское собрание, где всегда можно решить все вопросы. «Если надо, обращайтесь в парторганизацию. Старшие товарищи вам помогут», — так именно представлял себе повышение культурного уровня солдата рупор передовых идей и официальный нравственный императив нашей чести майор Шостак. Газеты, действительно, читали, но в основном в уборной. «Достижения, успехи и победы» почему-то хорошо уживались с известным физиологическим процессом, видимо, на почве материализма. Книги, если это были не труды классиков, в части отсутствовали. Горев не мог жить без книг. Жизнь, наполненная только повседневными нуждами, казалась ему пресной, несмотря на своё внешнее разнообразие. Тот смысл, который пытались придать воинской рутине политработники, ничего, кроме отвращения, не вызывал.