Читать «Дюма. Том 73. Путевые впечатления. В России. (Часть первая)» онлайн - страница 99
Александр Дюма
Такая же церемония, как для его предшественников, была устроена и для Петра. Он прошел через ряды московских девушек и остановился перед дивной красавицей.
Это была Евдокия Федоровна Лопухина.
Она родила ему двух сыновей — Александра, умершего в младенчестве, и Алексея.
Вот он-то и восстал против отца.
Согласие между супругами было недолгим. Царица оказалась склочной, властной и ревнивой. Царь был подозрителен, непостоянен и по нраву сластолюбив. Он встретил девушку по имени Ална Моне, родившуюся в
Москве, в немецкой семье; она была дочь немца-пивовара. Царь увидел ее и тотчас полюбил и возжелал.
Если бы эта женщина любила Петра или была честолюбива, она, а не Екатерина, стала бы императрицей.
Хотя и уступив царю, Анна Моне сделала это с крайней холодностью; она питала к нему какую-то странную неприязнь, даже не давая себе труда скрывать ее.
Однако царица была оскорблена неверностью мужа — первой, которую он не таил от нее, и однажды ночью отказала ему в супружеском ложе.
Петр посоветовался с самыми известными богословами государства, желая узнать у них, существует ли какой-нибудь способ объявить его брак недействительным.
Они отвечали отрицательно.
— Тем хуже для нее! — сказал царь и сослал жену в монастырь, где она была принуждена им постричься в монахини.
Мы уже знаем историю его любви к Екатерине и восшествия ее на престол.
В это время царица Евдокия была не так плотно укутана монастырским покрывалом, чтобы никто не мог ее увидеть, и не так крепко заперта в келье, чтобы никто не мог к ней проникнуть.
Некий ростовский дворянин по фамилии Глебов увидел ее, влюбился в нее и при помощи своего брата, который, будучи архиепископом, имел право посещать монастырь, проник к той, что была отвергнута царем Петром.
Вскоре любовная интрига приобрела характер интриги политической.
Речь пошла о том, чтобы свергнуть Петра и убить его, а вместо него посадить на трон царевича Алексея.
Заговор оказался раскрытым.
Царицу, наказанную розгами, заточили в Шлиссельбург.
Глебова посадили на кол посреди эшафота, на четырех углах которого выставили тела еще четырех колесованных и обезглавленных преступников — архиепископа, потворствовавшего любовной связи Евдокии, Авраама Лопухина, ее брата, и еще двух бояр.
— Если огонь наталкивается на солому, — сказал царь, — он ее пожирает, но, если огонь наталкивается на железо, он гаснет.
Вечером, узнав, что Глебов после двенадцати часов этой ужасной казни еще жив, царь садится в дрожки и едет прямо к эшафоту.
Там Петр выходит из экипажа, идет к страдальцу, у которого даже под пытками не могли вырвать ни одного признания, и призывает его, прежде чем тот предстанет перед Господом, сказать правду.
— Подойди ближе, — отозвался Глебов, — и я скажу, но тебе одному.
Петр подошел ближе, и Глебов плюнул ему в лицо, воскликнув:
— Безумец! Неужели ты думаешь, что, не сказав ничего, когда ты обещал мне жизнь в обмен на мои признания, я буду настолько простодушен, что заговорю теперь, когда даже твое всемогущество не может спасти меня?!