Читать «Дюма. Том 73. Путевые впечатления. В России. (Часть первая)» онлайн - страница 65

Царь выслушал рассказ от начала до конца, не позволяя себе выказывать какие бы то ни было признаки гнева.

— Ну, и что вы с ним сделали? — спросил он, когда рассказ был закончен.

— Государь, — ответил посланец, — его скрутили и отправили в тюрьму.

— И как он себя ведет в тюрьме?

— Едва оказавшись там, он сразу уснул.

— Узнаю моего Вильбоа! — воскликнул Петр. — Бьюсь об заклад, что, когда завтра у него спросят, почему его отправили в тюрьму, он этого даже не вспомнит.

Затем он принялся расхаживать широким шагом по комнате, имея вид человека скорее озадаченного, чем разъяренного, что чрезвычайно удивило посланца.

— И все же, — добавил царь, — хотя он, скотина этакая, и невиновен, поскольку не ведал, что творил, его следует наказать в назидание другим. Царица будет в ярости, если этого не сделать. Пусть посидит года два на цепи. И на этом покончим.

На этом и в самом деле было покончено: Вильбоа отправился прямым ходом на каторгу.

Однако не прошло и полугода, как Петр, не в силах обойтись без него, призвал его обратно, восстановил во всех должностях и, умолив Екатерину во имя их любви простить бретонца, стал относиться к нему с прежним доверием, как и до поручения, выполненного столь своеобразно.

Не ступив еще на землю России, мы уже произнесли имя Петра Великого. Дело в том, что Петр Великий — это великан Адамастор, охраняющий устье Невы. И потому невозможно, оставляя за собой Кронштадт и собираясь ступить на Английскую набережную, не бросить взгляд на жизнь основателя города, который мы намереваемся посетить.

VIII. РОМАНОВЫ

Те из наших читателей, кто знаком с жизнью Петра Великого лишь по «Истории России» Вольтера, знают ее довольно плохо, по крайней мере в отношении связанных с ней занимательных и скрытых от людских глаз эпизодов. Вольтер сам говорит в предисловии:

«Эта история содержит публичную жизнь царя, направленную на пользу государству, но не его личную жизнь, о которой бытует лишь несколько любопытных рассказов, достаточно, впрочем, известных».

Но у автора, при всей легкости его пера, по ходу работы наступила минута, когда он оказался в довольно затруднительном положении: это случилось, когда ему понадобилось рассказать о смерти царевича Алексея, являющейся фактом одновременно и личной, и публичной жизни царя Петра.

Хотите узнать, что представляло собой это затруднение? Прочитайте три строчки из письма автора «Философского словаря» к графу Шувалову, камергеру императрицы Елизаветы, предоставлявшему ему документы, с помощью которых он писал свой исторический труд. Вы должны согласиться, что история, написанная по документам, которые предоставила дочь того, чья история пишется, будет необычайно беспристрастной. И по такой «Истории России» изучают историю русского народа наши дети!

Вернемся к трем строчкам из письма Вольтера к графу Шувалову. Вот они:

«В ожидании, когда мне удастся надлежащим образом описать страшный факт смерти царевича, я принялся за другое сочинение».

Вольтер не говорит, какое сочинение он начал, но, даже если это был «Философский словарь», у него должно было хватить времени на то, чтобы завершить этот труд, прежде чем он сумел надлежащим образом описать подобный страшный факт.