Читать «Дюма. Том 73. Путевые впечатления. В России. (Часть первая)» онлайн - страница 19

Трое новых персонажей, принадлежащих к человеческому роду, это поэт Полонский, маэстро Миллелотти и чародей Хьюм.

А, дорогие читатели, я уже вижу, как при имени Хьюма вы широко открыли глаза и навострили уши!

Будьте спокойны, до Хьюма мы еще доберемся.

Быть может, вам покажется, что наши сборы в дорогу слишком затянулись, но ведь нам предстоит проделать ни много ни мало три тысячи льё — то есть треть земного шара, — прежде чем мы вновь встретимся во Франции, и, стало быть, вполне естественно, что я стараюсь как можно основательнее познакомить вас со всеми своими товарищами по путешествию.

К тому же, я считаю себя не столько романистом, сколько драматургом и в качестве драматурга обязан представить публике всех своих персонажей.

Мне предстоит проделать вместе с ними первый отрезок пути, длиной в восемьсот льё, — это в три раза больше протяженности всей Франции. Вы только представьте такое!

Итак, я возвращаюсь к своему рассказу.

Господин Полонский жил в Риме. Будучи поэтом и мечтателем, граф встречал его в Колизее и в соборе святого Петра. За границей все соотечественники — братья. Завязался разговор. У графа был проект открыть в Санкт-Петербурге литературный журнал. Он поделился с г-ном Полонским своим замыслом и попросил того представить план будущего издания.

Господин Полонский представил такой план, графа он устроил, и было решено, что Полонский возьмет на себя руководство журналом. С этого дня он стал членом фамилии графа и путешествует вместе с ним.

Наш поэт — человек очаровательный, он мечтатель, как Байрон, и так же рассеян, как Лафонтен.

Его рассеянность распространяется главным образом на шляпы, перчатки и пальто, которые люди неосмотрительно кладут рядом с его собственными, а поскольку этот сын Аполлона не делает между ними различия, то он почти всегда поступает в ущерб себе.

Но перейдем к другому сыну Аполлона — ведь поэзия и музыка это сестры, — перейдем к маэстро Милле-лотти.

История маэстро Миллелотти — это «Илиада», да что там «Илиада», — это целая «Одиссея».

Так станем же, по примеру Гомера, певцом этой волнующей истории.

Находясь в Риме, граф обосновался в гостинице «Минерва» примерно так же, как он обосновался в Париже в гостинице «Три императора», — то есть стол был накрыт для гостей в течение всего дня, свечи в гостиной горели всю ночь, и в сутки уходило на расходы от двух до трех тысяч франков. И вот среди докучливых прихлебателей, всегда обступающих путешественников такого рода, граф вдруг увидел своего соотечественника.

Соотечественник этот был композитором, сочинившим оперу, рядом с которой, по его мнению, «Вильгельм Телль» Россини, «Роберт-Дьявол» Мейербера, «Норма» Беллини и «Немая из Портичи» Обера, «Лючия» Доницетти, «Дон Жуан» Моцарта и «Трубадур» Верди были просто безделицей.

Этот сочинитель не желал упускать земляка такого общественного положения, как граф Кушелев-Безбо-родко, не внушив ему чувство гордости за то, что он прослушал оперу, которая превзошла все итальянские, французские и немецкие оперы, настоящие и будущие.

Граф имел неосторожность ответить: «Да, очень хорошо», вдыхая при этом эфир из своего флакона и выдергивая нитку за ниткой из своего носового платка — действия чисто машинальные, настолько они были для него привычны.