Читать «Духовная жизнь Америки (пер. Коваленская)» онлайн - страница 31

Кнут Гамсун

Развѣ это не похоже на произведеніе какого-нибудь ветхозавѣтнаго писателя?

Ежедневное занятіе библейской поэзіей по всей вѣроятности придало смѣлости его литературнымъ произведеніямъ, и онъ, не стѣсняясь, говоритъ объ очень рискованныхъ вещахъ.

Онъ грубо описываетъ пылкую чувственность и мысли неразвитаго ума, — въ этомъ выражается его современность. Но этотъ реализмъ не есть слѣдствіе сознательной художественной смѣлости, а происходитъ отъ наивности первобытнаго сына природы. Эротическій отдѣлъ въ его «Побѣгахъ травы», за который онъ былъ лишенъ службы и по поводу котораго ультра-нравственные бостонцы возносили свои вопли къ небесамъ, на самомъ дѣлѣ заключаетъ въ себѣ только то, что безнаказанно можно писать во всѣхъ странахъ, но, правда, что его смѣлыя мысли выражены грубо и невоспитанно; можно было бы сказать вдвое больше, но иначе, съ меньшей наивностью, съ меньшимъ библейскимъ оттѣнкомъ; пиши онъ нѣсколько болѣе отдѣланнымъ языкомъ, перемѣсти онъ одно слово туда, другое сюда, вычеркни пошлости и замѣни чѣмъ-нибудь другимъ, — и его сочиненія имѣли бы гораздо большую цѣну въ литературѣ. Языкъ Уитмана далеко не самый смѣлый и горячій сравнительно со всѣми другими произведеніями, но онъ самый безвкусный и наивный изъ многихъ.

Наивность Вольта Уитмана такъ неизмѣримо велика, что она иногда даже заражаетъ читателя. Эта изумительная наивность доставила ему нѣсколькихъ сторонниковъ среди men of letters (литераторовъ).

Его таблицеобразныя стихотворенія, его невозможныя перечисленія людей, штатовъ, домашнихъ принадлежностей, инструментовъ, частей одежды представляютъ собою самое наивное творчество, которое все-таки обогащаеть литературу. Но если бы въ Уитманѣ не было такой поразительной и совершенно искренней наивности, то его бы не читали совсѣмъ, потому что въ иемъ нѣтъ и признака поэтическаго таланта.

Когда Уитманъ хочетъ что-нибудь воспѣть, то онъ называетъ этотъ предметъ на первой же строчкѣ, на второй строчкѣ — второй предметъ, на третьей — третій и т. д. Онъ только тѣмъ и воспѣваетъ, что перечисляетъ предметы, о нихъ же самихъ онъ не знаетъ ничего, кромѣ названій, а названій онъ знаетъ безчисленное множество, плодомъ чего и являются его вдохновенные списки названій.

У него слишкомъ безпокойный умъ и неразвитая мысль, чтобы остановиться на какомъ-нибудь отдѣльномъ предметѣ и воспѣть его. Онъ изображаетъ жизнь въ общемъ, не отличая тонкихъ особенностей отдѣльныхъ предметовъ. Онъ поражается только ихъ шумнымъ количествомъ, онъ всегда видитъ массы.

На какомъ мѣстѣ ни открой его книгу, сколько ни перечитывай каждую страницу, — повсюду находишь, что онъ хочетъ воспѣть то или другое и въ концѣ-концовъ остается при своемъ намѣреніи и называетъ предметы только до имени. И только!