Читать «Другие лошади (сборник)» онлайн - страница 87
Александр Юрьевич Киров
– Я…
– О том, что учишься на двойки, я и вообще молчу. Книжки эти. Фанта-сти-ка! Одну я сегодня в помойное ведро выкинула. Чехова читать надо… – ораторствовала бабушка.
Она не могла простить Серёжиным родителям то, что они предпочли для сына секцию борьбы театральному кружку.
– В по…
Серёжа не договорил и бросился вон из квартиры.
Книжка была взята на два дня у злейшего библиофага Гоши Головачёва, который был от горшка два вершка, но самый уважаемый человек в средних классах. За Гарри Гаррисона он распылит завтра Серёжу на атомы.
– Да пошутила я… – кричит вслед бабушка, но дверь подъезда скрывает от внука её запоздало признание.
Поэтому, когда Серёжа решительно, хотя и с отвращением наклоняется и просовывает голову в помойку, книги он там не находит.
Зато видит трогательные детские сандалии, которые почему-то отчаянно дрыгаются.
На этот раз голову Серёжа включить не успевает. Он хватается за сандалии руками и вытаскивает на свет Божий Ромашкина младшего. Эту картину задумчиво созерцает Ромашкин-старший, выходя из подъезда номер два дома номер четырнадцать по улице Болотникова.
Восточная созерцательность мгновенно сменяется европейской деловитостью и чисто славянскими словами и выражениями, которые были особенно в ходу в той военно-строительной части, где Ромашкин был военным врачом, а Кича отслужил два месяца на благо Советского Союза до того, как начать трудиться на благо России.
Ромашкин старший перехватывает у Серёжи ноги Ромашкина младшего и начинает усиленно трясти своего наследника, отчего из носа последнего медленно выползает варёная капуста, а изо рта начинает исторгаться содержимое помойки возле дома номер четырнадцать по улице Болотникова, которое Ромашкин-сын ошибочно считал морем и водорослями.
Тем временем Катя Арестова в доме по улице Школьная слоняется по коридору, чтобы до шести часов не идти домой, иначе ей придётся готовить ужин для мамы и отчима. От нечего делать она прислушивается к слабеющим разговорам в школьных кабинетах. Пересдачи и кружки заканчиваются. Но у кабинета номер двадцать один она отчётливо слышит «базар», да такой, что Катя понимает: там собрались свои чувихи.
– …ум хорошо, а член лучше, – слышит Катя голос молодой географички, которую терпеть не может.
– А ещё лучше знаешь что? – спрашивает у географички учительница биологии.
– Что?
– Два члена.
– Сначала с одним разберусь, – хохочет географичка.
– А Достоевского-то своего куда?
– Ушёл. Специально подстроила, чтобы застал. Мать ему вещи отнесла, пока не очухался.
Катя краснеет. И совсем не от слова «член». Она вспоминает, почему терпеть не может географичку: географичка – жена литератора. А литератор… Не то чтобы нравится Кате. Просто он не местный. И психованный, но теперь понятно почему. Надо было сразу сказать. Не поругались бы.
Тут ещё Кате приходят на ум слова одной пятиклассницы, адресованные четверокласснице и случайно услышанные Катей в женском туалете:
– Географичка с другим сначала кувыркалась, а теперь к нему от мужа совсем ушла.