В давнем рейсе на Джорджес-банкемы работали тралом донным —и приплыл он, как бич по пьянке,в груде хека – зеленым, сонным…Но судьбу он встречал, как воин,и усы вздымал предо мною,и почтения был достоин,нож мой шкерочный сжав клешнею!С той поры он живым осталсятолько кадром на фотопленке…С остальным я пять дней старался —делал чучело на картонке!Шиком было – из странствий шалыхв порт родимый прийти с омаром!В Ленинграде во всех пивбарахкрасовались они недаром…И когда я с ним шел по трапуи потом с ним катил в трамвае —мир снимал предо мною шляпу,явной зависти не скрывая!О, романтика, труд рыбачий!Обретения и утраты…Года три он висел, маячилукрашеньем родимой хаты.Ни волны ему, ни отлива.Ни охоты ему, ни жажды.Кот глядел на него лениво,и на клочья разгрыз однажды…
1976
Визит
М. Гутману
Старушке – восемьдесят три.Она сама открыла двери.Заехал внучек и – смотри! —еще бог весть кто, при портфелях…Внук объяснял: – Проездом я, —а мы, безвестные поэты,вкушали сдобный дух жилья,в снежочек тихвинский одеты…Уже не помню, как там что,но помню – бабка пела песни,закуску выставив на столи даже выпив с нами вместе…А песни были – просто ах! —о лебедицах с тонким станом,о тех валдайских молодцах,что завтра рекрутами станут…Певунья кашляла в платок,Допев куплет, – и снова песню!А голосок – высок, высоки так по краешку надтреснут…И был печален наш уходот этой старости беспечной,где если кто и подпоет —так только лишь сверчок запечный…
1976
Гомер
Слепой старик о Трое не слыхал.Он в сорок первом – за рекою Мгою —в бою столкнулся с пламенем и мглою…С тех пор он мглу руками раздвигал…Но мне и рук, сторожких и живых,хватило, чтоб задуматься о сходстве —во Всероссийском обществе слепыхна Волховском учебном производстве!Неотличим от прочих, молчалив,лишь седенькие лохмы на затылке —он трудится, он даже в перерыввсе свинчивает штепсельные вилки…А я стихи, держа с водой стакан,вещаю, ожидая интереса —о том, что на щите для Ахиллесавпечатал в медь божественный чекан…О городах, в которых я мужал,о войнах, о которых только слышал,о пашнях, вдоль которых проезжал,о звездах, что видны над каждой крышей…Об океанах, из которых путьк родной Итаке и тяжел, и долог…А сам волнуюсь, словно офтальмолог —спешащий свет незрячему вернуть!…Слепой старик лицо приподнимал,детальки доставая из картонок,и слушал так, как будто вспоминал,и улыбался мудро, как ребенок.
1979
Плафон
Н. Никитину
На высоте мушиного полета,весь в крапинках мушиного помета,висит казенный матовый плафон,и племя насекомое ночное,являя нам старание смешное,исследует его со всех сторон…Спасибо вам, плафон шарообразный,за то, что вы такой однообразный,за то, что я – разиня из разинь! —рванусь на свет, но вы меня спасете,затрепещу, но вы в ответ споетепривычно и рассеянно: дзинь-дзинь…И можно жить, не мучаясь сознаньем,что есть предел полетам и познаньям,что это можно в формулы облечь, —но страшно знать, что в двух шагах от светамы можем жизнь – и думая об этом! —прожить и даже крыльев не обжечь…
