Читать «Дороже всякого золота (Кулибин)» онлайн - страница 2

Юрий Николаевич Малевинский

— Кто сделал-то? — спросил он.

— Есть такой мастер, Тимошей прозывается. Бурлаки его каждую путину на Низ зовут. Не идет с ватагой. Разные чудные игрушки вырезывает.

Дал новый приятель Ванюшке домик до утра. Три свечи спалил молодой Кулибин в своей боковушке. Утром насыпал в отцовской лавке меру муки для Хурхома.

— Это я тетке Устинье отдам, — сказал рыжий. — Мы с Тимошей на постое у нее.

После этого ходили Ванюшка и Хурхом пильные мельницы смотреть. Вода крутит колеса, а от колес пилы в действие приходят. Бревна на доски пилят. Сам бы Иван постеснялся и близко подойти, а у Хурхома всюду свои люди: «Глядите, ребята, за погляд денег не берем».

Вскорости сделал Иван игрушечную мельницу, и она по-настоящему молола муку, когда поставили ее в овраге на ручье.

— Нам бы большую такую мельницу, — говорил Хурхом, — каждый день сытые были бы.

…Теперь ждал Ванюшка своего друга. Что-то долго покупает Хурхом угощение для звонаря Филимона.

Хурхом прибежал запыхавшись. В руках он держал румяные пироги.

Дверь в сторожку оказалась незапертой. Ребята вошли. С полатей под самым потолком торчали две босые ноги-жерди. На столе стоял чугун с недоеденной кашей.

— Эй, дядя! — крикнул Хурхом.

Ноги не пошевелились.

— А, черт! — сплюнул Хурхом. — Дрыхнет как убитый.

Хурхом заколотил по чугуну оловянной ложкой.

Ноги на полатях задрыгались, точно отбивались от мух.

— Не тот дергаешь…

Наконец показался голый череп Филимона. Звонарь все понял и сделался злым. Он сполз с полатей, зачерпнул из кадки берестяным черпаком, выпил.

— Ну?

— Дядя Филимон, мы вам пирогов принесли, — заюлил Хурхом.

Звонарь сел на лавку, широко раскинул ноги-жерди.

— С чем пироги-то?

— С требухой, эвон какие жирные! — Хурхом надломил один и проглотил слюну.

Звонарь затолкал в беззубый рот пирог, сделал гримасу.

— Пакость какая-то.

Но пирог исчез, а за ним последовал в утробу и второй.

— Зачем пришли?

— Вон Иван хочет на колоколах играть научиться. Айда, говорит, к дяде Филимону, никто лучше его тилим-бом не умеет.

Филимон заерзал на лавке.

— А кто он есть такой, чтобы о моем художестве судить?

— Иван-то? Отец его лавку мучную имеет, а сам он мельницы строит.

— Ну и дурак! Мельницы и без него построят. Для чего, отрок, бог дал нам уши?

— Чтобы слушать, — быстро сообразил Хурхом.

— Базарную брань тоже можно слушать. Уши нам приставлены для того, — поднял палец Филимон, — чтобы божественную музыку внимать.

— Правильно! — подхватил Хурхом. — Пока мы шли сюда, Иван мне то же самое говорил.

Если бы сорвать тряпки с оконца и пустить дневной свет в грязную лачугу звонаря, увидел бы тогда Филимон краску на лице Ивана, но в сторожке был полумрак, и звонарь принял все за чистую монету. После четвертого пирога хозяин явно подобрел.

— У кого брал эту пакость? — спросил он, облизывая пальцы.

— У тетки Лукерьи, что доводится кумой…

— Мне хоть самому сатане, — перебил Филимон, — а разбойница и есть разбойница. Собачьи потроха в пироги запекла.

«А сам все сожрал», — подумал Хурхом, снова проглотив слюну.