Читать «Донья Перфекта» онлайн - страница 3
Бенито Перес Гальдос
– Но ведь тетя и кузина меня совсем не знают,- улыбнулся кабальеро,- рано еще строить планы.
– И то верно,- согласился крестьянин.- Не зря говорят: одно думает гнедой, а другое тот, кто его седлает. Да только лицо – зеркало души… Вам достанется настоящее сокровище! И ей парень что надо!
Кабальеро пропустил мимо ушей последние слова дядюшки Ликурго. Он о чем-то задумался. Когда они достигли поворота, крестьянин, сворачивая с большака, объяснил:
– Теперь придется ехать по этой тропинке. Мост сломан, а вброд речку можно перейти только у Холма лилий.
– Холм лилий? – переспросил молодой человек, выходя из своей задумчивости.- В этих неприютных местах удивительно много поэтических названий! С тех пор как я приехал сюда, меня не перестает поражать их горькая ирония! Бесплодная местность с ее печальным и мрачным пейзажем называется здесь Радужной долиной. Несколько жалких глиняных лачуг, разбросанных по пустынной равнине, всем своим видом вопиющих о нищете, имеют наглость называться Богатой деревней, а пыльный, каменистый овраг, где даже чертополох не находит себе влаги, не что иное, как Долина цветов. А это и есть Холм лилий? Но где же лилии, приятель? Я вижу только камни и поблекшую траву. Лучше бы его назвали Холмом отчаяния, это было бы вернее. Кроме Вильяорренды, которую назвали так вполне по заслугам, здесь все – сплошная насмешка. Красивые слова и неприглядная действительность. В этой стране разве только слепые могут быть счастливы – она для слуха рай, а для глаз – ад.
Дядюшка Ликурго или не понял значения слов, произнесенных сеньором де Реем, или не обратил на них внимания. Когда они переезжали речку, которая с нетерпеливой стремительностью несла свои воды, точно убегая от собственных берегов, крестьянин, указывая рукой на видневшуюся слева огромную голую равнину, сказал:
– А вот и Топольки Бустаманте.
– Мои владения! – радостно воскликнул кабальеро, окидывая взором печальное поле, освещенное ласковыми утренними лучами. Впервые я вижу земли, унаследованные мною от матери. Бедняжка так расхваливала эти места, рассказывала про них такие чудеса, что в детстве мне казалось, будто жить здесь все равно, что в раю. Плоды, цветы, крупная и мелкая дичь, горы, озера, реки, поэтические ручейки, пастбища на холмах – все было в Топольках Бустаманте, на этой благословенной земле, лучшей, прекраснейшей земле на свете… Черт подери! Я вижу, у тех, кто здесь живет, богатое воображение! Если бы меня привезли сюда ребенком, когда я жил мыслями моей доброй матушки и разделял ее восторги, возможно, меня тоже пленили бы эти голые холмы, эти равнины, то пыльные, то покрытые луяками, эти ветхие крестьянские лачуги, эти расшатанные колодцы, в которых воды хватает лишь на то, чтобы окропить полдюжины капустных кочанов,- все это унылое запустение.