Читать «Доктрина гиперанархизма» онлайн - страница 44

Интервьюер: (Не выпуская из рук блокнот с ручкой, чтобы по ходу дела помечать главное.) Получается, что Вы принуждаете человека, готового признать себя гиперанархистом, к следованию именно Пути Левой Руки.

Гиперанархист: Ничуть. Думаю, что человек, признающий себя гиперанархистом, рано или поздно осознает, что он следует именно этому Пути.

Интервьюер: Можете объяснить, почему Вы так думаете?

Гиперанархист: Могу. (Закуривает.) Практикующие эзотерики сходятся на том, что легитимны оба Пути — если, конечно же, Вас интересует духовная самореализация, а не гарантированное успокоение души, предоставляемое религиями для масс, — но в нашу сумеречную эпоху, названную индусами Кали-Югой, у Пути Левой Руки куда больше преимуществ, ибо он наиболее адекватен духу времени. Гиперанархист же — на это я уже намекал — есть тот, кто предчувствует, что мир всегда был выброшен во внешние сумерки и скрежет зубовный. Поэтому гиперанархизм — это непременно доктрина Пути Левой Руки. (Затягивается сигаретой и выдыхает дым.) Здесь еще вот что важно учесть: гиперанархизм уходит в своих устремлениях туда, где различия между Путями снимаются — можно сказать, что эти различия сугубо посюсторонние, а потому за метафизическую (жестом левой руки изображает кавычки) «левизну» в гиперанархизме отвечает вторая часть наименования — анархизм. Оба Пути совпадают в одной и той же точке — на подступах к Божественному Мраку, о котором говорил еще Псевдо-Дионисий Ареопагит и за которым сокрыт Тот, Кому нет имени; даже имя «Бог» будет недостаточным и умаляющим, почему лучше говорить о «Сверх-Боге». Другое дело, что наиболее верный способ прорыва к этой внебытийной сверхбожественности предлагает именно Путь Левой Руки.

Интервьюер: (Сверяясь с пометками в блокноте.) Вот Вы, насколько я помню… хотя… скорее всего, здесь (тычет пальцем в блокнот) у меня этого нет, но запомнила наверняка, что, по Вашим словам, творчество — это гиперанархизм в действии. Так вот, если гиперанархизм совпадает с Путем Левой Руки, то как Путь отражается на творчестве гиперанархиста?

Гиперанархист: Очень хороший вопрос, на который я отвечу с удовольствием. (Затягивается сигаретой.) Вообще, должен заметить, — возможно, тем самым я лишь повторюсь другими словами, но все же — что буквально каждый человек по своему призванию — творец, но не в каждом человеке живет осознание этого, ибо творчество, равно как и свобода, сопряжено с мукой. Художник Пути Левой Руки осознает это более всех прочих. Уже хотя бы потому, что вынужденно приходит к осмыслению бесполезности своего творчества — причем, замечу снова, что бесполезность эта ситуативная и вполне-таки условная. Искусство Пути Левой Руки вообще элитарно, ибо оно — черное искусство. Черное искусство идентично тому, что у средневековых алхимиков именуется «нигредо», т.е. опус в черном. Эта оперативная стадия делания — умного делания — сопровождается «путешествием на край ночи» и «сезоном в аду». Подчас длиною в целую жизнь. Само собой, что художнику Пути Левой Руки уготована незавидная участь изгоя и отверженного, т.е. он вынужден лишь изображать свое присутствие в этом мире, хотя всецело принадлежит совсем нечеловеческому миру, от соприкосновения с которым любой нормальный человек замрет в оцепенении от леденящего ужаса. Недаром ап. Павел говорил, что нельзя воочию увидеть Бога и при этом не умереть. А люди, как Вы сами, помнится мне (затягивается сигаретой), заметили, хотят именно жить и любить. (Притязательно озирается на Интервьюера, которая никак не реагирует, что-то помечая у себя в блокноте.) У раннего Гейдара Джемаля есть очень хорошее замечание насчет титанического искусства, — а ведь титаническое искусство и есть искусство Пути Левой Руки! — что оно не должно быть (цитирует по памяти) «зеркалом человеческого с его надеждами и претензиями». Все те негации мира сего, которые нормальный человек избегает уходом в «нас возвышающий обман», опять же по Пушкину, на Пути Левой Руки становятся ключом для выхода в потустороннее. Помните, я Вам говорил, что поскольку радикал зрит в корень, постольку он вынужден спускаться по вертикали в ад? (Интервьюер отрывается от блокнота и неопределенно кивает.) Так вот, на Пути Левой Руки делатель обнаруживает, что для того, чтобы увереннее хотя бы заглянуть «Туда», а затем прорваться «по ту сторону», нужно заступить за точку невозврата. На языке христианских мистиков это называется «мистической ночью». Художник, который идет тропою черного искусства, откликается вовсе не на зов Сатаны, как мог бы счесть тот же Бердяев, а на зов Бога, хотя, в оперативных целях своего делания, и прибегает к тому материалу, который предоставляется ему в распоряжение не иначе как темной силой. В любом случае, даже если художник и оперирует материалами подсознательного, они служат ему лишь средством для реализации самости и прорыва к иному. Ведь реализацией состояния нового человека Путь не завершается. У Лао-Цзы очень хорошо сказано по этому поводу: «Путь, который может быть пройден, не есть Путь». Иначе мы бы имели дело не с Богом, а с духовным суррогатом. Почему св. Григорий Нисский и упреждал от каких бы то ни было умозрительных представлений о Боге, называя их идолами… (Выдерживает небольшую паузу, чтобы докурить сигарету; погасив окурок в пепельнице, продолжает.) Здесь нужно вот что еще заметить: Путь Левой Руки — это Путь, который может быть пройден только в тотальном одиночестве. Может быть, именно поэтому я решительно заявляю, что какая бы то ни было солидарность гиперанархистов — утопия в обыденном понимании этого слова. Христианское учение однозначно определяет одиночество человека как его юдоль, т.е. здешнюю, посюстороннюю долю, а саму юдоль, собственно, расценивает как следствие повреждения грехом. Есть небезынтересный панегирик, повествующий о беседе преп. Макария Великого с обитателями ада. Так вот, из их признаний явствует, что ад — это и есть тотальное одиночество. Разумеется, с позиций христианских, — если быть точнее, с позиций христиан, идущих Путем Правой Руки, — одиночество надлежит преодолевать в процессе соединения с Богом. Путь Левой Руки исходит из обратного: одиночество должно усугублять, чтобы делатель, выдерживая испытание адом, исподволь и постоянно обновлялся. Если же говорить в общих чертах о художнике-гиперанархисте, то его можно определить как того, кто, предельно испытав на себе жестокость Бога, не разлучается с этой жестокостью в обращении с миром сим.