Читать «Доктор Никто» онлайн - страница 5

Андор Габор

Над морем крови — замок-великан, В нем для злодея Хорти трон готов, Но уж кипит под этим троном кровь, Смотри, чтоб тот поток с земли тебя не смыл. Садовник смерти, фабрикант могил, Коронованья не дождешься все ж! Ты отдыха на троне не найдешь! Мечтать о фимиаме перестань!

(«Орговань», 1920)

Гонимый скиталец, в двадцатых годах вынужденный жить в разных городах и странах (Австрия, Германия, Франция, Америка), писать в основном по-немецки, Габор не порывает связи с Венгрией. Он сотрудничает во многих эмигрантских газетах, в подпольных коммунистических изданиях и в журнале «100 %», нелегально руководимом коммунистами. В статьях и стихотворениях, подписанных псевдонимом Ласло Келемен, он прибегает к эзопову языку, остроумно пародируя шовинистические лозунги Хорти, книги и «научные труды» венгерских и немецких фашистов.

Значительно усиливается социально-обличительный пафос произведений Габора. «Нет ни одного венгерского писателя, который бы с такой уничтожающей силой обрисовал „властителя дум“ Сегеда — самого Хорти и его приспешников» — писал о Габоре известный прозаик-коммунист Бела Иллеш.

Пройдя через увлечение авангардизмом, Габор обращается к традиционным формам венгерского стихосложения. В сборниках «Моя родина», 1920; «Крушение мира», 1922; «Стыдно жить и молчать», 1923 заметно влияние поэта-революционера Эндре Ади и классической венгерской поэзии, в частности Яноша Араня.

Интересна и публицистика Габора этих лет (сборники статей «Лик мертвецов», 1921; «Улица Банка», 1923; «Эпилог», 1924), в первую очередь его сатирические памфлеты. Часто в памфлетах и стихах Габора сатира приобретает жутковатый, гротескный оттенок. Словно в кошмарном сне, возникают призраки повешенных, танцующих меж ветвей, и мертвецов, спешащих на парад к Хорти. Венгерская Советская республика ассоциируется у Габора с аллегорическим образом «убитой», «задушенной весны»; фашистская Венгрия — с гигантским «кладбищем», над которым нависло «Слепое Проклятье», и люди задыхаются от «запаха трупов» и «дыхания могил».

В реалистически достоверные картины венгерской действительности вторгается мрачная стихия потустороннего. Так, например, в стихотворении «Снег идет» сквозь лирическую дымку воспоминаний, детской радости при виде снега проступает зловеще-аллегорический образ дома, выстроенного на горе человеческих костей. Страшной фантасмагорией выглядит приход к власти адмирала Хорти, по водосточной трубе выплывшего из преисподней, где он прятал свой флот (сатирический памфлет «Фрегат»).

Единственное спасение для человечества Габор видит в социалистическом будущем, и эта надежда рождает в его мрачных произведениях тех лет мажорные ноты.

В трудные годы реакции Габор вновь и вновь обращается к воспоминаниям о Венгерской коммуне; знаменательный день 21 марта (приход к власти коммунистов) он отмечает стихотворениями «На годовщину пролетарской революции», в которых выражает уверенность в грядущей победе:

Бессмертны мы, нас — легион,        хотя погибли сотни тысяч. Ты, истязая нашу плоть, Лишь сделал кости заостренней: Чтоб беззакония побороть, В живых вселяется казненный. Ты лишь умножил нашу рать,      и после каждой новой казни Другие будут побеждать      без колебания и боязни.

(«На годовщину», 21 марта 1923 г.)