Читать «Добыть Тарковского» онлайн - страница 96
Павел Владимирович Селуков
Афанасий выдвинул не самый волевой подбородок вперед и выпалил:
— Ты должна сделать аборт, Людмила!
Людка взглянула нахально. Навуходоносор хрюкнул. Лёха-Валера потянул приятеля за рукав.
— Пошли покурим, Вань. На морозе, а?
— Пойдем. Семейное тут. Не надо нам.
При слове «семейное» Афанасий сбледнул с лица. Он остался с Людкой наедине. Тишина сделалась вязкой.
— Чего молчишь, Людмила? Это же бред! Ну, бред. Я все оплачу.
— А куда ты денешься? Не знаю. Люблю я детишек. Может, я и не беременная?
— Если не беременная — ладно. А если беременная — делай аборт. Купить тебе тесты? У меня карточка есть.
— Сама куплю. Ты вот что...
Афанасий вскинулся. Ему померещился выход.
— Да!
— Котят забери, тогда сделаю. Трое их всего.
— Ничего не понял. При чем тут котята?
— А при том! Не хочу я их топить. Мне и так аборт делать, если чё. В ад боюсь попасть. Такие черти иной раз приходят — жуть. Особенно на Марфу Власяницу.
— Ты православная, что ли?
— Какая есть.
— Хорошо. Заберу котят. У меня знакомая приют держит. Туда сдам.
— Вот-вот. Сдай. Телефон и адрес можешь не оставлять. Приедешь через месяц. Я завсегда тут.
Афанасий напряженно спросил:
— Так я пойду?
— Иди-иди. Не держу, любовничек.
Афанасий вскочил со стула и моментально оделся. Схватил коробку. Закрыл крышку. В крышке были прорезаны дырочки для дыхания. С коробкой под мышкой он выбежал из квартиры, быстренько сориентировался и бросился на остановку. В тот же день котята были помещены в приют.
На кухню вернулись Лёха-Валера и Навуходоносор. Сели. Вылупились оба.
А Людка закурила и с грустным удивлением сказала:
— У меня и матки-то нет...
Что ему делать, чтобы он ничего не делал
У каждого есть какая-то особенность. Гусь, например, пах. Не гусь, которого зажиточные люди едят, а Гусь, как Гусев, алкаш потомственный. Он не старый еще — тридцать пять лет. Мы с ним с детства знакомы. Гусь раньше по дереву вырезал. Иконы даже. И шахматы. У него дома липой пахло, потому что для резьбы лучше дерева не придумаешь. Я на девятом живу, а Гусь на десятом. А на десятом если живешь, то тебе вторая лоджия в нагрузку идет. Гусь там мастерскую сделал. Он широкомордый и плосколицый. Мы думали, что он удмурт, а он просто такой конфигурации. Рубаха-парень. Как-то поссорился с Витамином, вынес стул, поставил его у банка, сел, достал нож и пять часов прождал. А Витамин вышел с палкой и отходил его по первое число. А Гусь бегает от Витамина с бесполезным ножом и орет: «Пять часов тебя ждал! Пять часов! Имей совесть!» А Витамин ему: у меня где совесть была, там... Дальше не буду. Ладно. Буду. Там уд вырос.
А потом, то есть в восемнадцать лет, Гусь запил. Все-таки есть в нем что-то удмуртское, потому что алкоголь его организм совершенно не расщепляет. Первые пятнадцать лет Гусь пил сносно. Брился, стирал одежду, старался не ложиться мимо лавки, принимал водные процедуры. А последние три года обленился. Пропах бомжатиной, запаршивел, очерствел к собственному аромату. То есть он-то принюхался, а мы не смогли. А лифт у нас один на весь подъезд. Но если Гусь в нем проедется — лифта вроде бы и нет. Плюс — какает. Не каждый день, конечно, но раз в месяц какает обязательно. То есть в унитаз он, может, и каждый день, а в лифте раз в месяц. Чтобы, видимо, не забывали. Разумеется, Гуся били. Иногда коллективно, иногда индивидуально. Естественно, писали в полицию. Только вот к побоям Гусь привычный, а у полицейских тоже есть носы и потребность в кислороде. Они приезжали, нюхали Гуся, говорили: да ну вас нахер! — и уезжали.