Читать «До последней крови» онлайн - страница 33

Збигнев Сафьян

Это было странное посольство. Даже если бы профессор Кот умел и хотел, он все равно не смог бы соблюдать принятые в обычных посольствах ритуалы. С существованием и деятельностью посольства были связаны надежды многотысячной толпы беженцев; сюда приезжали люди из самых отдаленных концов Советского Союза; приходили сотни писем, необходимо было оказать им помощь и направить в армию, постоянно помня об ограничениях и трудностях военного времени. Одновременно в душных, крохотных комнатах велись большие или малые персональные схватки; все знали, что профессор подозревает, что повсюду действует мафия — то санационная, то лондонская, враждебная генералу, — что он и Андерс постоянно ссорятся, что за спиной профессора…

Каждый шаг был трудным, каждое осложнение могло привести к чреватым непредвиденными последствиями результатам. Радван постепенно стал ориентироваться в этой замкнутой среде, прежде всего благодаря Еве, а его знания о стране и судьбах здешних поляков по-прежнему казались ему слишком скудными. Он слушал, верил и не верил, понимал и не понимал, пытаясь все время, как говорила Кашельская, с помощью нескольких простых догм решить уравнения со многими неизвестными.

Был январь сорок второго года. Стоял сильный мороз, по утрам, как обычно, толпились перед посольством и в его небольшой приемной люди разного возраста, прибывшие сюда из разных сторон, для которых вид польского флага и вывески на польском языке был уже сам по себе чем-то необычным.

Высокий пожилой мужчина, одетый во что-то темное, что было когда-то демисезонным пальто, говорил как будто самому себе, а не сидящей на корточках по соседству женщине, прижимающей к себе лежащий на коленях узелок:

— Меня должны взять, должны… Обратно я не вернусь. Если не возьмут в армию, сяду на вокзале и замерзну.

— Не замерзнете. Я уже третью ночь ночую на вокзале, а сколько дней ехала…

— А зачем вы ехали?

— Как это зачем? — Женщина удивленно взглянула на него. — Ищу мужа. Кто-то получил письмо, что вроде бы видел сержанта Любиша в польской армии.

— Значит, найдется, позаботятся о вас.

— Да! «Позаботятся»! — взорвалась вдруг женщина. — Знаете, как было в Кзыл-Орде? Как заботились? Прибыли эшелоны для поляков, продукты, а также… Говорили, что будут их раздавать. Больше мы их и не видели. Продавали на базаре: обувь, одежду, мыло. Мыло, понимаете? А я хожу вшивая…

— А вы расскажите все это здесь…

— Рассказывала, — понизила она голос, — одному такому молодому, который еще жизни не видел, а когда добавила, что милиция арестовала трех наших делегатов, ходивших жаловаться, он набросился на меня с руганью…

— Они не имеют права арестовывать! — взорвался высокий мужчина. — Достаточно наших посажали, достаточно! И за что?! Почему меня вывезли? Ну скажите, почему меня вывезли?.. Я всю жизнь учил детей математике.

* * *

Радван не задержался в приемной, хотя охотно послушал бы эти разговоры, которые обычно утихали, когда он появлялся на пороге в своей хорошо пошитой шинели с нашивкой «Поланд» на левом плече и меховой шапке. Через узкий коридор он прошел в большую комнату, которая служила чем-то вроде конференц-зала. За длинным столом стоял майор Высоконьский, на полу лежали запечатанные сургучом посылки, одну из них — внушительных размеров ящик — распаковывала как раз небольшого роста худая женщина в очках. Черты лица у нее были тонкие, а руки огрубевшие, красные.