Читать «Дни одиночества» онлайн - страница 94

Элена Ферранте

Некоторое время зальчик полнился гулом голосов, окликами, ответными приветствиями, там висело облако духов и вздохов. Наконец мы сели, воцарилась тишина, погас свет, вышли музыканты и певица.

– Они великолепны, – прошептала Леа мне на ухо.

Я ничего не ответила. Я не верила своим глазам: среди музыкантов я сразу узнала Каррано. В свете софитов он казался другим, более высоким. Строен, элегантен, каждый жест ярок и привлекает внимание, волосы блестят, словно драгоценный металл.

Едва он коснулся своей виолончели, как всякое сходство с человеком, живущим со мной по соседству, напрочь испарилось. Он стал ликующей галлюцинацией разума, телом, состоявшим из соблазнительных аномалий, которое, казалось, исторгало из себя невероятные звуки и передавало их инструменту – виолончель являлась частью его самого, она была живой, она родилась из его груди, его ног, плеч, рук, из его восторженных глаз, из его рта.

Ведомая музыкой, совершенно спокойная, я снова очутилась в квартире Каррано – бутылка вина на столе, то пустые, то полные бокалы, темный полог пятничной ночи, нагое мужское тело, язык, секс. Я искала в воспоминаниях – в мужчине в халате, мужчине той ночи – черты другого человека, того, кто играл сейчас на сцене, но не находила их. Что за абсурд, подумала я. Дойдя до кульминации в личных отношениях с этим искусным и обольстительным человеком, я так его и не поняла. Сейчас мне казалось, что тогда я была с кем‐то другим, с тем, кто занял его место… а возможно, это был ночной кошмар из моей юности или фантом, явившийся отчаявшейся женщине. Где я? В какой мир я окунулась, а в каком вынырнула на поверхность? Для какой жизни я возродилась? И зачем?

– Что случилось? – спросила Леа, обеспокоенная моим состоянием.

Я прошептала:

– Виолончелист – мой сосед.

– Он прекрасен! Ты хорошо его знаешь?

– Да нет, не особенно.

Когда концерт закончился, слушатели долго аплодировали. Музыканты то уходили, то снова появлялись на сцене. Каррано склонялся в поклоне глубоко и изящно, словно язычок пламени под порывом ветра. Его отливавшие металлом волосы устремлялись к полу, а затем, когда он разгибал спину и решительным движением вскидывал голову, возвращались на привычное место. Оркестр исполнил еще одно произведение, красавица певица растрогала нас своим необычайным голосом, аплодисменты не смолкали. Публика не желала расходиться, и музыканты, несомые овациями, то исчезали в тени кулис, то как по команде появлялись снова. Я была ошеломлена, мне казалось, что моим мышцам и костям недостает под кожей места. Вот она – настоящая жизнь Каррано. А если она фальшива, то все равно, по‐моему, подходит ему больше, чем настоящая.

Я безуспешно старалась унять охватившую меня эйфорию, мне казалось, что зал переменил собственную геометрию: сцена очутилась внизу, а я – наверху, у края глубокой ямы. Даже когда кто‐то из зрителей, явно мечтавший уже пойти спать, протявкал нечто ироническое и многие рассмеялись, и аплодисменты постепенно сошли на нет, и опустели блекло-зеленые подмостки, и мне показалось, что тень Отто ликующе пересекла их, уподобясь темному кровеносному сосуду внутри сияющей живой плоти, я не испугалась. Вот так оно всегда и будет, думала я: живая жизнь обок с влажным запахом земли мертвых, внимание – с невнимательностью, страстные сердечные порывы – с внезапной утратой всяческого смысла. Но худшее уже позади.