Читать «Дневник горожанки. Петербург в отражениях» онлайн - страница 60

— Стихи любите?

— Читать стихи меня научила моя первая жена. Поэты — это пророки, и чтобы читать стихи, надо быть к этому готовым. Это как слушать музыку в филармонии. Нужно делать усилие, а мы часто не хотим его делать. Я очень благодарен Ольге — она занималась Серебряным веком и научила меня чувствовать красоту слова.

Для меня вершина — Пушкин, но я не делаю разделения. Очень интересен Бродский, например…

— Пушкина уже читаете со сцены, может, и до Бродского дойдет?

— Может быть, такая мысль у меня возникает. Знаете, у меня даже встреча была с ним в 87-м году, когда Барышников пригласил меня в Метрополитен-опера. И был случай, когда мы поехали поздравлять Бродского с Днем рождения. Барышников взял торт, почему-то уже начатый… Это было давно, но я помню, с каким юмором Бродский с нами общался. Все время Мишу Барышникова подкалывал. Говорит: «Какой ты Зигфрид, ты — мышонок просто…»

— А вам интересны люди, или вы больше в себе?

— Я — замкнут. В основном, мой круг — это люди, с которыми я с детства вместе. 30 лет друг друга знаем. Друзей немного, но те, на которых я могу положиться всегда.

— Как строится ваш день сегодня, когда вас уже называют мэтром, звездой…

— Да не чувствую я себя мэтром! Я всегда был и остаюсь учеником. День… Строится по-разному. Если через неделю спектакль — я начинаю активно заниматься. А экзерсис — это как зубы почистить, как без этого. Час-полтора, иногда больше… Чем большего достигаешь, тем больше времени на это должно уходить.

— А вот есть страх, что вы в любой момент с этой высоты можете упасть?

— Я высоты не ощущаю. Мне как будто кто-то говорит: «Иди, иди дальше…» Если кажется, что забрался на пьедестал, и боишься покачнуться и упасть — это катастрофа, мне кажется. Начинается саморазрушение.

— Какой вид деятельности вам еще близок, кроме балета? Может, вы пишете, рисуете…

— Никакой. Я не могу сказать, что только балет меня интересует — но вообще пластика. Я фламенко очень люблю. Это, по-моему, высшая форма танца. Я просто мечтаю о фламенко. Но не танцую. Это такой темперамент! Я видел одну артистку в Мадриде — просто удивительный танец. Не знаю, что может на меня воздействовать с большей силой.

Чашки давно пусты, сигареты — в пепельнице, все говорит о том, что пора двигаться к финалу. А ты, как всегда, только начал что-то понимать в собеседнике… А он, как всегда, только-только начал тебе немножко доверять и не ждать с ужасом вопроса: «Какое у вас хобби?»

— Жизнь удалась? Удачно сложилась? Есть моменты, когда вы бы хотели совершенно в другую сторону повернуть?

— Это область фантастики. Но вообще — нет. По-настоящему глубокие переживания у меня всегда были связаны с творчеством. Когда думал, что вот здесь надо было сделать по-другому… Мне, например, жаль, что не получилось более длительного общения с Морисом Бежаром в тот момент, когда он был очень сильным… Сейчас то, что он привозил сюда — это очень слабо. Конечно «Болеро» — балет, обреченный на успех, как и «Умирающий Лебедь»… Плисецкая или какая-нибудь неизвестная девочка из кордебалета — все равно успех.