Читать «Дневник горожанки. Петербург в отражениях» онлайн - страница 58

Мы пытались.

— Я бы хотела спросить…

— А вы что будете? Чай, кофе, «какава» с молоком?

— Чай. Да, так вот, вы много экспериментируете, по-моему. Например, заговорили в «Моцарте и Сальери». И вообще много нестандартных партий, смелых решений… Вам это ближе, чем классика?

— Вообще классика для меня — высшая форма балета. По-настоящему танцевать ее могут единицы. Мы еще держим марку, но… нет звезд. Вспомним 70-е годы. Большой театр — это была целая плеяда звезд. Да, мы пережили взлет и падение Империи.

— Был такой английский фильм «Билли Элиот» — история мальчика из простой горняцкой семьи. Его никто не понимает, над ним все смеются, а он… танцует. И, в конце концов, — побеждает. Выбирается в Королевский балет и становится звездой. Танцует Зигфрида.

— Это только название «Королевский балет». В Англии не было, нет и не будет балета. Там футбол, регби, музеи… Но не балет.

— Я не о том. Для вас этот путь тоже был труден? Было ли непонимание, сопротивление вашему решению танцевать?

— Нет, у меня музыкальная семья. Мама — профессиональная певица, танцовщица, папа — музыкант. А у меня к балету интереса не было никакого… Но приехали педагоги из Ленинграда и в пионерском лагере обнаружили меня. Непонятно почему. Нас было 10 человек из Средней Азии. Мы прошли здесь конкурс и нас всех взяли. Мне было тогда 10 лет.

— И родители отпустили в Ленинград? Тяжело было отрываться от семьи? Страшно?

— Нет. Всегда было интересно. Я же полюбил это дело… Сейчас, правда, я в школу вообще не захожу — как отрезал. Но учителя у меня были замечательные. И я просто счастлив, что это произошло, хотя и без всякого моего участия.

— Судьба?

— Ну, помните у Булгакова: просто так кирпич на голову не падает. Все, что происходит — имеет некий смысл.

Тут на нас налетает англоговорящий метрдотель. Мы долго объясняем, кто мы собственно такие, и почему наша беседа сопровождается светом юпитеров. Под нашим напором метрдотель сдается и благосклонно разрешает продолжать.

— Вернемся к «Моцарту и Сальери». Как говорит режиссер, спектакль поставлен нехрестоматийно.

Не бездарный Сальери, не «Гений и злодейство — две вещи несовместные…», а трагедия одного и другого… Сальери — гениальный убийца. И так далее. Я слышала, что вы не хотели играть Моцарта, а хотели — Сальери. Почему?

— Кроме того, что есть некоторое внешнее сходство с Сальери, мне близок этот человек своими переживаниями, своей трагедией. Но режиссер был против — он увидел во мне Моцарта. Может быть, он был прав — в актерской профессии интересно работать от противоположного. Чтобы не было точного попадания, а — на контрасте.

— А чувство ревности, зависти, к другому художнику оно вам знакомо?

— Абсолютно. Это естественно. Мало, кто этого не испытывает.

— «Я так не смогу». Бывает?

— Конечно, бывает, и я никогда этого не боялся.