Читать «Диалектика истории человечества. Том 2» онлайн - страница 32

Виктор Федосиевич Цыгульский

Мысль идеалистов неспособна идти от «вещей» к раскрытию предметных социальных связей и отношений, кристаллизацией которых «вещи» являются. Теория схоластов в целом остается в плоскости непосредственного, только лишь чувственного, не опосредствованного теоретической мыслью и потому антидиалектического ребяческого восхищения «материальностью» или «вещностью» нашего мира.

Диалектический материализм тоже знает и любит радость чувственного прикосновения к вещам, особенно если они построены, сработаны, добыты трудовой энергией рабочего человечества. Но диалектический материализм знает и иное. Для него мир не есть всего лишь прейскурант или огромная кладовая «вещей». Самые «вещи» не суть для него только изолированные и дискретные, абстрактные «предметы», агрегаты материалов, технологически обработанных человеком. В «вещах» диалектический материализм различает и технологическую их форму и подлинную, всей материей социального бытия опосредствованную суть их явлений. Для диалектического материализма обе эти стороны вещей равно необходимы, равно укоренены в материальном бытии и связаны в нем сложнейшим перекрытием диалектического, в диалектической же мысли раскрываемого, отношения.

И что такое этот «факт как таковой», «жизнь как она есть» и прочее?

С тех пор как потеряла всякий кредит магия, мнимое искусство вызывать по заклинанию или по особому обряду всяческие «явления» и "вещи",человечество знает только один способ действительного воспроизведения факта. Способ этот — физический и

химический эксперимент, а также тесно с ними связанныйi, частью ими обусловленный, частью их собою обуславливающий эксперимент технологический или промышленный. Единственно подлинный вид воспроизведения вещей есть их искусственная фабрикация — на заводе, в лаборатории механика, химика, физиолога. Когда химик посредством синтеза по методу Велера добывает известный продукт выделения человеческого организма, он воспроизводит факт в том составе, в каком он известен в природе.

Но вне естественнонаучного и промышленного эксперимента невозможно никакое другое адекватное воспроизведение или фиксирование фактов в их наличной данности. Всякое иное воспроизведение факта, как бы мы ни стремились к уловлению его адекватного состава, в каких бы широких размерах мы ни пользовались при этом всеми возможными техническими установками — вроде фото, кино, радио, — всегда останется неадекватным, то есть не достигающим полной реальности воспроизведением только лишь известных сторон оригинала, абстракцией от целого ряда тех или иных его свойств. Никакая «воля видеть», никакая «мертвая хватка репортера», никакой цейсовский объектив, строго говоря, не в состоянии воспроизвести факт в его материальной конкретности, в его предметной полноте, в многообразии его наличных свойств, в его отношении ко всем другим фактам, с которыми он связан и которыми он опосредствован. Один и тот же предмет, одно и то же событие являются одновременно «фактом» для бесчисленного множества возможных способов освоения и отношения. Та действительность, с которой мы имеем дело, всегда опосредствована практикой в широком смысле этого слова. Наше отношение к действительности, даже тогда, когда мы ее «интуируем», «созерцаем», все же есть отношение в конечном счете практическое. Созерцательный квиетизм мистика несомненно есть один из видов практического отношения к действительности, как бы чудовищна и извращена ни была эта «практика» в сравнении с практикой рабочего, техника или политика. Но всякое практическое отношение есть отношение определенное, требующее известной, определенной, точно фиксированной точки зрения и, наоборот, исключающее целый ряд других точек зрения, вообще говоря, возможных, но при данной установке излишних или даже недопустимых. Поэтому лозунг «фиксации факта» или вовсе лишен всякого смысла, или в лучшем случае основан на громадном недоразумении. В условиях человеческой практики «фиксировать факт» вовсе не значит «подать этот факт так, как он есть». Будучи конкретным практическим действием, всякая «фиксация факта» предполагает не только голую наличность совершающегося, голую данность. Сама этимология слова «факт» опровергает наивный натурализм примитивной теории. «Факт» — factum, то есть то, что сделано, стало быть, опосредствовано практикой, следовательно, подано не так, как оно есть, а в одном из определенных аспектов нашей практики. результат сложной системы опосредования предметной действительности, но также и известную перспективу, масштаб, точку зрения для отбора фиксируемого и для отграничения его от всех смежных вещей и процессов, с которыми фиксируемое диалектически связано. При этом дело нельзя представлять себе эклектически, то есть в таком виде, будто, «с одной стороны», существует непосредственная данность опыта, а «с другой стороны»,— практическая установка, практическая точка зрения, определяющая формы освоения голой наличности факта. Где речь идет о практике — а искусство, в том числе и буржуазное, есть один из видов практики, — там во всякое время, со всех сторон, со всех точек зрения «факт» есть результат сложной системы опосредования предметной действительности.