Читать «Двое и война» онлайн - страница 50

Девушка молчит, думая про себя: «Конечно, не все у нее дома, у тети Лены. Помешалась на войне, несет черт те что…»

— Пойду на газеты подписываться, — вздохнув, говорит Елена и уходит.

Подписаться на центральные газеты не так-то просто. Она кого-то упрашивает, кого-то убеждает — нужны, нужны ей газеты! Она твердо верит, что однажды встретит в газете имя Ивана Плетнева, живого или павшего, но встретит. И потому ей во что бы то ни стало надо иметь газеты. Но те, к кому Елена обращается, даже не дослушав до конца просьбу ее, бросают в ответ короткое, жесткое:

— Лимит.

Другие, просмотрев составленный ею список, удивляются:

— Куда тебе столько?

Расспрашивают, интересуются. Елена уже верит, что ей не откажут. Но, выслушав до конца ее взволнованный сбивчивый рассказ и задав кучу вопросов, они отвечают то же самое, только пространно и потому вроде бы вежливо, а на самом деле еще более обидно:

— Ничем не можем помочь тебе, гражданка Кузнецова. У нас — лимит!

— Так какого же дьявола ты меня битый час расспрашивал про Плетнева? — разъярилась у одного такого начальника обычно хладнокровная, умеющая крепко держать себя в руках Елена.

— Ну-ну-ну! — с опаской отодвигаясь от барьера, произнес начальник. А когда она закрыла за собой двери, по-бабьи взвизгнул, привстав:

— Психичка, ненормальная!

— «Лимит», — сквозь зубы повторяет Елена, шагая серединой дороги по расхлюпанному весеннему снегу. Слово это напоминает ей огромную и блестящую холодную болванку. — Лимит, черт бы его унес!

Выручила Аня-почтальонша. Однажды под вечер принесла квитанции:

— На. Все, какие просила. Денег-то хватит? А то я свою зарплату заложила.

— Аннушка, как тебя благодарить? Сядь, поговорим, а то вечно торопишься… Знаешь, что для меня эти газеты? — Елена суетилась, обтирая табуретку для дорогой гостьи, освобождая от посуды край стола, — может, облокотиться захочет?

Аня разделась, скинула с головы платок, села, подперев щеку. Всегда, в любое время года она покрывала голову. Зимой носила полушалок, летом — платок, повязанный вокруг шеи и опущенный низко на лоб. И Елена впервые увидела ее пепельные волосы, шишку на затылке. И будто даже глаза были иные — будто тоже впервые видела их Елена — серо-дымчатые, скошенные к вискам, в длинных, густых и пушистых зарослях ресниц, лежали они как два глубоких, до дна просвеченных солнцем озера в лесу. От них, печальных, как и от пепельно-рыжеватых, красиво изогнутых бровей, невозможно было оторвать взгляда. И само лицо Анино — большеротое, скуластое, с носом уточкой — казалось теперь милым, исполненным неброской спокойной прелести.

— Другим бабам вручила я похоронную, — заговорила Аня, — поголосили они, погоревали да уж и забыли все: жить, мол, надо, как от веку положено, раз человек рожден. А у тебя эвон как… Горько, поди, лихо?