Читать «Двое и война» онлайн - страница 158

Надежда Петровна Малыгина

Умер… Это всегда неожиданно. Даже на войне. Каждый солдат, конечно, сознавал, что может быть убит. Но живых неизменно потрясала гибель товарищей: какой-то час назад или того меньше они были рядом, жили, воевали, а теперь их нет. Не в силах постичь утрат, мы просто мирились с фактом: товарищ погиб.

Привыкают солдаты к боям, к фронтовому быту. И слово «погиб», так и не постигнутое разумом, лишь принятое как факт, стало за войну почти привычным. Но вот оказалось, что самые простые житейские вещи из той, уже полузабытой, довоенной жизни способны потрясать нас. Может быть, по-другому, но с такой же силой недоумения и непостижимости.

…Батальон на марше. Танки несутся на предельной скорости. Теплый июньский ветер забивает рот, и скорость ощущается как счастье. По обе стороны шоссе тянутся полосы ржаных полей, за ними — села, упрятанные в зелень садов. Цепляясь крайними, уже редкими хатами друг за друга, села переходят одно в другое. А на обочинах дороги стоят женщины с ведрами, корзинами, протягивают навстречу нам жестяные кружки, и в позах, лицах женщин, в их зовущих остановиться руках столько привычной безнадежности, что танкисты не выдерживают — батальон останавливается. Выныривают из люков водители, прыгают с брони башнеры, заряжающие, командиры машин. Кто-то, первым добежавший до женщин, сдвинул на затылок шлем, свистнул лихо, заорал во всю глотку:

— Братцы! Ягоды! Прода-ю-у-ут!

Мы давно уже отвыкли от денег. Они представляли ценность лишь для нашей солдатской памяти — такую же, как фотокарточки или письма из дома, связывавшие нас с мирной, гражданской жизнью, в которой были магазины, базары, леденцовые петушки на палочках, клюквенный и брусничный морсы.

— Деньги! У кого есть деньги?

Старшина Саня Крюков, твой водитель, подумав секунду, нерешительно расстегивает комбинезон, лезет в нагрудный карман гимнастерки, не торопясь достает красноармейскую книжку, бережно извлекает из нее трехрублевую бумажку. Стоит раздумывая. Решившись — эх, была не была! — поспешно шагает к ближней, сморщенной, как увядший гриб, старушке, хлопает трояком по ее ладони:

— Давай, бабка! Мне и моему боевому экипажу!

Те немногие, кто имеют рублевки, трояки, пятерки, достают их, протягивают жестом миллионеров: «На все!» И женщины, тоже счастливые, торопливо выдирают листки из потрепанных школьных учебников, неумело вертят кульки, жестяными кружками отмеривают, насыпают в них ягоды и подают торжественно, с поклоном. И купивший улыбается и кланяется в ответ. И все это волнующе-радостно и торжественно.

Среди лиц в шумной текучей толпе вижу твою легкую стремительную фигуру, твои выискивающие кого-то глаза. Увидев меня, ты кричишь откровенно восторженно: