Читать «Двое и война» онлайн - страница 150
Надежда Петровна Малыгина
Выдастся минута тишины и покоя — и сердце открывается навстречу солнечному лучу, озарившему сосны, навстречу нехитрому полевому цветку или веточке с подернутыми туманом ягодами ежевики. И тогда вдруг почудится; нет и не было никакой войны! А то, что мы хоронили товарищей в братских могилах посреди степей, посреди ржаных и пшеничных полей, — просто тяжелый страшный сон.
Главным в этой нашей жизни стала учеба. Занятия, занятия… Занятия отдельно с водителями, с башнерами, с радистами. Совместные занятия экипажей. Командирская учеба. Ночные стрельбы. Занятия в поле, на танках, на полигоне.
— Набирайтесь, набирайтесь, ребятки, знаний и сил для новой схватки с врагом! — говорил ты, на минуту остановившись перед группой радистов, с которыми где-нибудь прямо на поляне проводил занятия начальник связи батальона.
— Машину изучайте как следует! Чтоб на «отлично»! — будто походя, бросал ты механикам-водителям, занимавшимся у танков, и делал вид, что оказался здесь случайно.
— Скорость и точность движений! Скорость и точность — вот ваши боги! — твердил ты башнерам.
На конференциях и собраниях предупреждал танкистов:
— Смотрите, друзья! Слова «набирайтесь знаний», «в совершенстве изучайте технику» теперь всюду — и на плакатах, и в заголовках корпусной газеты, и в требованиях и приказах командиров. Могут примелькаться. Пуще огня остерегайтесь этого. Потому что в бою цена плохо изученной машины очень высока: человеческие жизни. Наши жизни. И это не фраза: и успех боя, и жизнь солдата в бою во многом зависят от знаний, от умения быстро и ловко действовать, мгновенно принимать решения. Расхлябанность и незнание одного отражаются на всем экипаже. И потому ни у кого из вас не может быть знаний посредственных или даже хороших. Только отличные!
О твоей требовательности ходили анекдоты. Ты всегда был недоволен ходом занятий, стрельбами, действиями взводов и рот на учениях. И только я знала, насколько гордишься ты танкистами, как высоко ценишь их мастерство.
До предела загруженная жизнь солдата проста в быту: никаких забот об одежде и обуви, о питании, о крыше над головой.
Тем сильнее терзают нас заботы жителей окрестных сел — сожженных, разбитых. Ранними росными утрами и по вечерам издалека приходят к нам истомленные женщины с иконописными лицами, приносят в белых узелках кто вязаную кофточку, кто ситцевую блузку или ситцевый головной платок. Они предлагают это мне и Полине — машинистке штаба бригады, считая, что, наверное, сильна у нас тяга ко всему, что напоминает о доме, о детстве, о прежней, без войны жизни.
— Уберите! — прошу я.
Я не могу видеть эти глаза, эти лица, эти узелки в руках, не могу обмануть тревожных женских надежд и каждый раз отправляюсь к помпохозу — клянчить мыла, соли, крупы.
