Читать «Двое и война» онлайн - страница 141

Башня танка разворачивается вправо, и я вижу номер: 300. Твоя «тридцатьчетверка»! Пригнувшись, перебежками, к ней уже мчатся, торопятся солдаты в сине-зеленых мундирах. Еще минута — и будет поздно.

— Полежи тут, — прошу я Ванюшку и торопливо ползу на край поля. Слышу за собой спокойный голос:

— Что, фрицы? Прямо сюда?

— Тихо!

Немцы совсем близко, в нескольких метрах. Нас укрывает полоска истоптанной, полегшей ржи. Заметят или не заметят?.. Вытаскиваю пистолет, жду удобного случая. Сзади подползает запыхавшийся Ванюшка.

— Дай мне! — требует он. Наверное, просит гранату, А у меня только пистолет.

Стреляю в ближнего гитлеровца, в того, который, подняв голову, наблюдает за твоим танком, готовясь к очередному рывку. Кажется, попала: солдат ткнулся головой в землю и замер. Тот, что лежит рядом с ним, за грохотом боя не слышал, откуда прозвучал выстрел, и теперь наугад бросает гранату вправо. Мы вжимаемся в землю. А когда я снова подымаю голову, чтобы посмотреть на твой танк, к нему — справа, слева, спереди — ползут вражеские солдаты. И твой пулемет молчит — он уже не может достать их очередью, слишком они близко. Грохот боя — вой снарядов, свист мин, лязг брони, грохот орудийных выстрелов, тяжелое аханье взрывов — все будто прекратилось. Не в силах оторвать взгляд от ползущих гитлеровцев, спрашиваю Ванюшку:

— Где твой автомат?

Ванюшка не отвечает. Ожидая взрыва противотанковой гранаты, которую сейчас, сию секунду немцы бросят в твою машину, с ужасом закрываю руками уши, тычусь вспотевшим лбом в сухую колючую землю. Но взрыва нет.

Подымаю голову. Гитлеровцы уже на броне. Выдержка отказывает, и я стреляю в самого большого и рослого из них — расходую свой последний патрон. А с танка падают трое или четверо гитлеровцев, и это непонятно.

Только теперь сознаю, что слышала короткую автоматную очередь. Оглядываюсь. В двух шагах от меня лежит с автоматом в руках непомерно длинный Ванюшка Петляков. Грязный, скрученный бинт с запутавшимися в нем ржаными колосьями тянется за его толсто белеющей ногой.

— Гранаты есть? — тяжело дыша, спрашивает он.

— Нету. Ничего больше нету.

Солдаты, те, что после наших выстрелов распластались на жалюзи, и те, что скатились на землю, снова поднимаются, колотят прикладами автоматов по броне твоего танка. Вдруг резко и быстро откидывается круглая крышка верхнего люка, оттуда на мгновение выныриваешь ты, одну за другой швыряешь две гранаты. Осколочные — это хорошо. Но что, что ты делаешь? Ведь немцы на танке!

Однако случилось необыкновенное: ошеломленные этой неожиданной дерзостью, солдаты скатились с брони, бросились врассыпную. Часть их угодила под взрывы гранат. Остальных ты, снова высунувшись из люка — теперь уже с автоматом, скосил длинной круговой очередью.

Ванюшка тормошит меня, говорит что-то про паленое. Я слышу, но не могу оторвать глаз от твоей машины: боюсь увидеть тебя исчезнувшим в люке, боюсь, что кто-то из гитлеровцев успеет выстрелить, и твое безвольное мертвое тело рухнет в танк. Ты же, будто нарочно, до пояса высовываешься из люка, оглядываешь огромное, изъеденное воронками, густо искрапленное клубами белого и черного дыма поле боя. Только теперь замечаю справа у танка ребят: они натягивают гусеницу. Кто-то из них зажигает дымовую шашку, и густое белое облако, растекшись вокруг, укрывает вас. Успеваю увидеть, как, целый и невредимый, ты опускаешься в люк, и лишь теперь чувствую горячий запах жженого зерна. Слух ловит жадный треск огня. Позади яростно пожирает колосья и стебли ржи едва видимое, почти бесцветное пламя. Оно совсем близко — так близко, что, когда я оборачиваюсь, лицо мое обдает жаром.