Читать «Двое и война» онлайн - страница 126

Надежда Петровна Малыгина

Такой же, как и все, худой, черный, но тщательно выбритый, с до блеска надраенными орденами, стоит перед нами наш командир.

— …Нас мало, — говорит он. — Но будем сражаться как подобает…

Петро Сизов заправляет в пулемет последнюю ленту патронов. Моряки снимают гимнастерки и остаются в тельняшках. Ложатся поудобнее, кладут рядом гранаты.

А немцы идут колоннами, будто нас и нет.

«Огонь!» — командует майор. И мне совсем не страшно умирать.

И хорошо, что мы погибнем ТАК, а не просто в бою.

Жалко только, что ты не узнаешь, какими были все мы — я, мои товарищи, наш Батя. Прощай! Пусть все-все сложится у тебя хорошо!..

А потом произошло чудо. Ощущение чуда усиливалось тем, что я так и не узнала, кто, когда, как вытащил меня и каким путем очутились мы вместе с майором — тяжело раненные, но живые — в одном самолете.

Проходят, меняются перед глазами картины воспоминаний, а рядом, не мешая им, медленно, вязко, тягуче движутся мысли. Сколько времени прошло с того, первого для меня дня боев? Кажется, целая вечность. Лишь нам пятерым, сидящим сейчас здесь, на краю кювета близ подмосковной станции, выпало горькое счастье пережить множество тех, кто были рядом. Множество — сколько это? Тысячи? Десятки, сотни тысяч?

Число погибших кажется непостижимым — за ним стоят, всплывают в сознании лица, фигуры, глаза, улыбки тех, кого я перевязывала, тех, кто погибли на моих глазах, умерли на моих руках. Тех, кого я знала. А скольких не знала… Случалось, тебя прикрывали собою и умирали ВМЕСТО ТЕБЯ твои товарищи, друзья, с которыми всеми человеческими чувствами изведана каждая минута боя, каждая атака. А случалось — совсем еще незнакомые бойцы, только накануне пришедшие с пополнением.

Тесная зависимость жизни одного от жизней других, обнаженное, ставшее будничным величие духа скрепило однополчан самым великим — фронтовым родством. И потому наша войсковая часть — родная. И потому, не долечившись, удираем мы из госпиталей. И потому скрываем раны, которые можно терпеть, — лишь бы не отстать от товарищей, от однополчан!

Воспоминания идут в картинах и в мыслях, дразнят возможностью еще и еще раз воскресить образ майора. Мысли ветвятся, обрастают деталями, уходят в сторону, оттесняя главную мысль, и снова вливаются в нее — мысль о нашем Бате. «Нет, нет и нет!» — умоляю я собственную память. Наверное, я говорю это вслух, потому что наш рыжий усатый старшина гладит мою голову и с грубоватой лаской требует:

— Ну-ну, успокойся. Не надо так. Нельзя так!

У старшины теплая рука. Ваня, Костя, Петя — здесь, рядом. Только они да я знаем теперь, как дрался наш полк в Севастополе… Нет, надо отвлечься! Если уж вспоминать, то лучше довоенное.

Но то, что было до войны, кажется почти нереальным, и пласт воспоминаний, связанных с довоенной жизнью, прикрыт так плотно и так надежно, что мысль о довоенном времени ускользает, даже не зацепив сознания.

Пытаюсь представить Батю с погонами полковника на плечах, но, такой, он кажется мне чужим. В сталинградских боях я редко видела его. Он был заместителем командира дивизии, наш бывший командир полка. Отец, которого я придумала. А ты, самый родной человек, даже не видел его и не знаешь, что он всегда стоял рядом с тобой, что нас было трое: ты, я и он.