Читать «Две судьбы - английский и русский параллельные тексты» онлайн - страница 228

Уилки Коллинз

By slow degrees my mother felt the reviving influences of a quiet life and a soft, pure air. Постепенно матушка почувствовала благотворное влияние спокойной жизни и мягкого воздуха.
The improvement in her health could, as I but too well knew, be only an improvement for a time. Я слишком хорошо знал, что это может быть только временное улучшение.
Still, it was a relief to see her free from pain, and innocently happy in the presence of her son. Все таки было облегчением видеть ее избавленной от страданий и радостной и счастливой присутствием сына.
Excepting those hours of the day and night which were dedicated to repose, I was never away from her. Исключая часы, посвященные отдыху, я не отходил от нее.
To this day I remember, with a tenderness which attaches to no other memories of mine, the books that I read to her, the sunny corner on the seashore where I sat with her, the games of cards that we played together, the little trivial gossip that amused her when she was strong enough for nothing else. До сих пор помню я с нежностью, не содержавшейся ни в каких других моих воспоминаниях, книги, которые я ей читал, солнечный уголок на морском берегу, где я сидел с ней, карточные игры, в которые я с ней играл, пустую болтовню, забавлявшую ее, когда у ней недоставало сил заняться чем нибудь другим.
These are my imperishable relics; these are the deeds of my life that I shall love best to look back on, when the all-infolding shadows of death are closing round me. Эти мои драгоценные воспоминания, эти все мои действия я чаще всего буду любить вспоминать, когда тени смерти станут смыкаться надо мной.
In the hours when I was alone, my thoughts-occupying themselves mostly among the persons and events of the past-wandered back, many and many a time, to Shetland and Miss Dunross. В те часы, когда я оставался один, мои мысли, занятые по большей части прошлыми событиями, не раз обращались к Шетлендским островам и мисс Денрос.
My haunting doubt as to what the black veil had really hidden from me was no longer accompanied by a feeling of horror when it now recurred to my mind. Сомнение, преследовавшее меня относительно того, что действительно скрывала вуаль, уже не сопровождалось чувством ужаса, когда приходило на ум.
The more vividly my later remembrances of Miss Dunross were associated with the idea of an unutterable bodily affliction, the higher the noble nature of the woman seemed to rise in my esteem. Чем яснее мои последние воспоминания о мисс Денрос напоминали о ее телесном недуге, тем больше представлялась мне благородная натура этой женщины, достойной моего уважения.
For the first time since I had left Shetland, the temptation now came to me to disregard the injunction which her father had laid on me at parting. Первый раз после моего отъезда с Шетлендских островов почувствовал я искушение ослушаться запрещения, наложенного ее отцом на меня при расставании.
When I thought again of the stolen kiss in the dead of night; when I recalled the appearance of the frail white hand, waving to me through the dark curtains its last farewell; and when there mingled with these memories the later remembrance of what my mother had suspected, and of what Mrs. Van Brandt had seen in her dream-the longing in me to find a means of assuring Miss Dunross that she still held her place apart in my memory and my heart was more than mortal fortitude could resist. Когда я подумал опять о тайном поцелуе в памятную ночь; когда я припомнил тонкую, белую руку, махавшую мне сквозь темные занавеси на прощание в последний раз, и когда к этим воспоминаниям примешалось то, что подозревала моя мать и что мистрис Ван Брандт видела во сне, - желание найти способ уверить мисс Денрос, что она все еще занимает особое место в моей памяти и в моем сердце, стало так сильно, что ни один смертный не мог бы устоять против него.
I was pledged in honor not to return to Shetland, and not to write. Я обязался честью не возвращаться на Шетлендские острова и не писать.