Читать «Двадцать дня или половина жизни» онлайн - страница 104

Существуют ли различные типы воспоминаний? Мне думается, да. Мои воспоминания — чаще всего отчетливо выгравированные и при этом очень часто неподвижные образы, возникающие среди бледных картин, серых и нечетких, словно задний план пейзажей, привидевшихся во сне, а порой среди совсем пустынных плоскостей, в этих образах есть нечто от паноптикума, иногда они начинают двигаться, но это совершенно механическое движение, словно ими управляет система зубчатых колес; движение это функционально.

Существуют ли места, где скапливаются такие образы — воспоминания? А если да, то существуют ли те периоды жизни, с которыми связано больше всего воспоминаний, важнейшие периоды? Это нужно было бы досконально изучить.

«Ландшафт воспоминаний», «ландшафт мечтаний», «ландшафт желаний», «ландшафт сказок», «ландшафт пороков и добродетелей» — вот еще одна небольшая коллекция, которую я хотел бы иметь.

Можно ли кристаллизовать воспоминания как опыт? А почему бы и нет? Поставить на своем столе ряд крошечных пробирочек с этикетками, например: «2.4.1967, 10 часов 32 минуты 33 секунды» и так далее, и это была бы вся моя сознательная жизнь.

Если воспоминания можно превращать в типографскую краску, почему бы им не превратиться в соли?

Мысль о соли в пробирочках пугает, а мысль о том, что можно, держа в руках книгу, сказать о ней: «Вот моя сознательная жизнь», дает чувство удовлетворения. Почему такие противоположные реакции?

Страх перед химией, страх перед математикой, страх перед компьютером, перед тем, что станет с человечеством. Сказки покидают нас.

Некоторые воспоминания подобны дождевым червям: чем сильнее ты стараешься их вытянуть, тем сильнее они ускользают (сильнее? Нет! С большим упрямством, с большим постоянством, с большей высокомерной насмешливостью), стоит промешкать мгновения, и они исчезли (на ближайшее время, на определенное время, навсегда и безвозвратно). Быть может, это момент переключения с кратковременной памяти на долговременную; является ли на самом деле это «ускользание» «испарением», «растворением», «исчезновением» некоего химического вещества, как это утверждают физиологи? Это вообще удивительно — как часто язык кратко и точно выражал определенное явление задолго до того, как оно стало достоянием науки. «Я тебя на дух не переношу» — это значительное физиологическое открытие, и язык его сделал задолго до науки.

Нельзя ли построить на этом эвристический метод: подойти к определенному выражению дословно и буквально, и дословно и буквально выполнить то, что заключено в нем, или построить теорию на выражениях, понимаемых дословно и буквально? Таков, например, метод Тиля Уленшпигеля и отчасти метод бравого солдата Швейка.

Высвобождение определенных воспоминаний — они замкнуты в своего рода сейфе, к которому, по-видимому, подходит только один ключ (определенное слово, запах, звук, жест или что-то в этом роде; когда читаешь запись прежних сновидений, весь сон мгновенно вспоминается, едва доходишь до какого-то определенного слова). Число таких сейфов и их содержимое человеку неизвестно. Можно ли утверждать, что они относятся «к твоей жизни»? По-видимому, да: если «твоя жизнь» — сумма всего, что ты пережил, — а чем же иным она может быть? — тогда, значит, эти воспоминания относятся к твоей жизни. Однако: если ты обладаешь чем-то, о существовании чего ты и понятия не имеешь, — например, в некоем трансильванском замке тебе кем-то оставлено наследство в дукатах, — разве можешь ты сказать: они принадлежат мне?