Читать «Два толмача на развилке дороги и другие рассказы» онлайн - страница 16
Евгения Тихонова
– Послушайте, деточка!.. – начала было большая тарелка неуверенным голосом.
Но в этот момент двери распахнулись, и в ресторан повалили люди. Они разговаривали и смеялись. Словно по мановению волшебной палочки, появились музыканты, засуетились вокруг столов официанты с подносами. Капитан, одетый в белый китель, вел под руки двух хохочущих дам в модных ориентальных платьях. Бокалы наполнились и зазвенели, фортепиано запрыгало по нотам легкого регтайма «Артист сцены»:
–Тадада-дам, та-дам, та-дам…
И веселая дама, играя длинной нитью бус, кокетливо спросила:
–А правда, капитан Смит, что в этих широтах встречаются настоящие айсберги?
ШАНС ДЛЯ ПАПЫ КАРЛО
Актер Василий Вишневецкий в полном облачении – в костюме, гриме и косматом парике – сидел на скрипящем стуле в маленькой гримерке на троих. Рядом с ним преображались в Артемона и Джузеппе его коллеги – Данильченко и Сугубов.
– Городничего дали Пчеляеву, – говорил, рисуя себе собачий нос, молодой Данильченко. – Хлестакова, конечно, Колодникову. Не плачь, Вася, Добчинский и Бобчинский еще не заняты! Может, тебе их обоих дадут, оптом!
– Ты давай, нос себе малюй, салага! – полушутя вступился за Вишневецкого зрелый Сугубов, прилаживая на собственную редковолосую шевелюру лысину парика. – Тебе самому до большой роли пахать и пахать! Молод еще такие шутки со взрослыми дяденьками шутить.
– Да я ж любя! – вредно хихикал Данильченко, шагая к выходу. – Ты, Николай Иваныч, свое уже отыграл, тебе и Джузеппе почетно, а кому-то… – и патетически продекламировал в дверях.– Отверженным быть легче, чем блистать и быть предметом скрытого презренья!
Вишневецкий зло поглядел на закрывшуюся за Данильченко дверь.
– Молодой, а уже подленький…
– Вася, да что ты, в самом деле? – повернулся к Вишневецкому Джузеппе с сугубовскими глазами. – Депрессия у тебя, что ли? Или ты с ума сходишь?
– Николай Иваныч, мне сорок три года. Я играю папу Карло. И в перспективе мне в лучшем случае светит Добчинский. Наверное, это называется депрессия.
– Слушай, почтмейстер Шпекин— тоже не предел мечтаний!
– Николай Иваныч, не гневи ты бога! Ты Паратова играл, Тартюфа… Да мне хоть одну такую роль – и поверь, больше не надо ничего, согласен на Добчинских до конца моих дней.
– Так, значит, ты решил? Я не забуду!
– Это из «Фауста»? И вправду, похоже на сделку с дьяволом… Ты прав, Николай Иваныч, я очень близок к сумасшествию.
– Ладно, хорош лясы точить! Работать пошли, папа Карло! – рассмеялся Сугубов, хлопнув Вишневецкого по спине. – Завтра отдыхаем, ни прогона, ни вечернего спектакля не будет, придешь в себя!
Спектакль прошел хорошо, как всегда проходят детские спектакли: шумно, весело, благодарно. Вишневецкий не пошел на второй поклон: обойдутся! Хотелось поскорее убрать с головы потный парик и снять тесные башмаки, особенно правый.
В душной гримерке он скинул обувь и начал было стягивать пиджак, когда вдруг увидел на своем столике нарядную коробку: в подарочной упаковке, обвязана красивым бантом, словно подарок на день рождения. На коробке карточка с надписью: «Любимому актеру В.Вишневецкому от благодарного зрителя». Сомнений нет, адресовано ему.