Читать «Дамы плаща и кинжала (новеллы)» онлайн - страница 209

«За обедом, — писал он впоследствии, — сидя рядом с княгиней Ливен, я был поражен печальным выражением ее лица и манерами, исполненными достоинства; она была в глубоком трауре и, по-видимому, находилась под гнетом тяжелых мыслей, начинала разговор и неожиданно прекращала его. Раз или два она взглянула на меня, как будто удивленная тем, что слова мои привлекли ее внимание. Я расстался с нею с чувством глубокой симпатии к ней и к ее горю; при следующем свидании она выразила желание продолжать со мной знакомство».

Здесь нет ни слова о впечатлении, которое произвела на Гизо красота этой удивительной женщины. А между тем ему чудилось, будто он видит ледяную статую, внутри которой горит пламя.

Он смотрел в ее рассеянно блуждающие прекрасные глаза, на потемневшие от слез веки, на тонкие завитки волос, выбившиеся из-под траурного чепца. Черный цвет не шел ей, делал ее исхудалое лицо слишком бледным. Возле розовых вздрагивающих губ легли горестные складочки. Гизо смотрел на ее шею, окруженную черным кружевом. Шея была гладкая, стройная, нежная… Шея и руки — вот что прежде всего выдает возраст всякой женщины. Он украдкой поглядел на ее руки, свободные от перчаток. Ногти словно розовые миндалины, тонкие длинные пальцы… Гизо прикинул, сколько ей может быть лет. Говорили, будто бы пятьдесят. Чепуха какая. По виду лет на пятнадцать меньше. Правда, когда она пытается улыбнуться, под глазами собираются лучики морщинок…

Гизо зажмурился. У него внезапно перехватило горло от странного, давно забытого чувства. Что это происходит с его сердцем, почему такое ощущение, будто она, эта женщина с гладкой и юной лебединой шеей, трогает его своими длинными пальцами?

Потом, много позже, он увидит и узнает все ее морщинки, тайные и явные, узнает, как она плачет и смеется, как вздыхает, как молчит, как спорит, ссорится… Но никакие, даже самые неприятные открытия уже не смогут искоренить любви, которая поселилась в сердце Гизо с той первой встречи с Дороти Ливен в доме герцога Брольи.

С этой встречи началась их дружба, их любовь, их связь.

Дарья Христофоровна была бесконечно благодарна своему новому другу, который искренне пытался вернуть ее к жизни. Но ей было мало нежной привязанности Гизо, чтобы вылечиться от боли в разбитом сердце. Ей хотелось вернуться к тому феерическому, пьянящему занятию, которое французы называют l’espionnage, англичане — аn espionage, немцы — die Spionage… Однако, похоже, ее услуги на сем поприще уже никому не нужны.

Император Николай был ею крайне недоволен. Не помогало даже заступничество брата Дарьи Христофоровны, Александра Бенкендорфа. Николай злился, требовал ее возвращения в Россию. Он воспринимал ее отъезд как проявление неприязни к его сыну (!!!) и к нему лично. Князь Ливен убеждал жену покориться царской воле. В это время Дарья Христофоровна писала старому, верному, все понимающему Чарльзу Грею: «Требуют, чтобы я вернулась… Но для меня жить в Петербурге то же, что идти на верную смерть. Как бы человек ни чувствовал себя несчастным, он дорожит жизнью».