Читать «Дама с рубинами (др.перевод)» онлайн - страница 95

Евгения Марлитт

Герберт вынул из кармана небольшой пакет и положил его на стол, с улыбкой говоря:

— Вот почему я вошел сюда, только поэтому. Зачем мне тащить наверх целый фунт чая, который я купил для тети Софии в столице? — Он снял шапку и стряхнул с нее последние остатки снега. — Впрочем, ты ошибаешься в своем предположении; я нахожу, что здесь преуютно, а твой чайный стол нисколько не похож на мещанский.

— Не могу ли предложить чашку чая? Он как раз готов.

— Конечно; это будет очень приятно после продолжительной езды по холоду, но в таком случае ты должна разрешить мне снять шубу, — и при этом он сделал попытку снять тяжелую одежду.

Маргарита невольно подняла руку, чтобы помочь, как привыкла делать это дяде Теобальду, но Герберт отскочил и глаза его загорелись гневом.

— Оставь это! — почти резко отстранил он ее, — эта помощь, может быть, нужна дяде Теобальду, а мне еще нет. — Он сердито рванул шубу с плеч и бросил ее на ближайший стул. — Так, теперь я во всяком случае нуждаюсь в твоей помощи и жажду горячего чая, — произнес он, усаживаясь на диван. Его лицо снова приняло веселое выражение, и он спокойно разглаживал свою бороду. — Но я только очень голоден, милая хозяюшка, и такой аппетитный бутерброд, который ты только что приготовляла на моих глазах, вероятно, очень вкусен, во всяком случае гораздо вкуснее, чем наверху, у моей матери, потому что там их всегда приготовляет кухарка. Потом, в своем собственном доме, я ни в каком случае не позволю этого, хозяйка должна будет сама приготовлять мне подобные вещи, если не хочет, чтобы я вставал из-за стола голодным.

Маргарита подала дяде чашку чая, но молчала и не смотрела на него. Она невольно думала о том, действительно ли гордая Элоиза отбросит в сторону этикет и будет своими прекрасными белыми руками мазать бутерброды для супруга. А сам Герберт… Неужели у него действительно были такие мещанские мысли? У бабушкина сына, придававшего такое громадное значение внешним формам, которыми он импонировал свету!

— Ты очень молчалива, Маргарита, — прервал Герберт наступившее молчание, — но я видел, что уголки твоего рта насмешливо подергивались, а это говорит яснее, чем слова. Ты, вероятно, внутренне издеваешься над той домашней обстановкой, которую я хочу иметь, и думаешь, что мои желания могут встретить много препятствий. Да, вот видишь, я читаю это на твоем лице, как в открытой книге. Тебе незачем так краснеть; о том, что делается у тебя на душе, я знаю больше, чем ты думаешь.

— Ты заставляешь своих жандармов гоняться и за мыслями?

— Да, моя милая племянница, с твоего любезного позволения, я делаю это, и тебе уж придется примириться, — с тихим смехом ответил он. — Меня интересуют все оппозиционные мысли, а главным образом те, которые лишь с трудом вмещаются в голове, с которыми она борется, как молодой конь со своим всадником, и которые, наконец, побеждают. — Герберт поднес свою чашку к губам и смотрел, как изящные ручки молодой девушки проворно приготовляли бутерброд. — Эта столовая имеет в данную минуту очень уютный вид, — снова начал он после минутного молчания, — если бы кто-нибудь заглянул сюда из противоположного дома, то мог бы принять нас за молодоженов.