Читать «Гуманная педагогика» онлайн - страница 89

Геннадий Мартович Прашкевич

Болгарский поэт еще раз оглядел лица решительных молодых людей и от вопросов отказался. Просто не знал, о чем можно спрашивать таких вот круглоголовых людей, не вызывая в их сердцах справедливого революционного гнева. В итоге в тот же день злостного, отъявленного, неисправимого ревизиониста Божидара Божилова, известного поэта, члена Болгарской коммунистической партии, так позорно не справившегося с порученным ему делом, чуть ли не насильно усадили в какой-то доисторический, дребезжащий всеми своими частями самолетик и отправили (разумеется, по согласованию с советскими властями) в закрытый город Хабаровск.

«Мы безгранично верны Председателю Мао!»

Испуганный перелетом поэт попросил разрешения у местных властей отдохнуть хотя бы денек в чудесном зеленом Хабаровске. Ему это позволили (разумеется, после консультаций с Москвой), но с условием: он примет участие в некой закрытой пресс-конференции.

«У птиц — гнезды, у зверей — норы, а человеку нет приюта».

Вот вранье, у нас, в советской стране, всегда приютят честного человека.

Текст стенограммы Ролик держал в голове.

Не потеряешь.

Не отберут.

Вопрос: «Легко ли вам живется в Советском Союзе?»

На этот простой вопрос, обращенный к Деду, почему-то ответил Пудель.

«Легче, чем где-нибудь», — так ответил Дмитрий Николаевич, но не стал уточнять понятие где-нибудь. Вообще он очень умело и очень охотно оперировал цифрами тиражей, изданий, гонораров. С его слов сразу становилось ясно, что активно работающий советский писатель (да и болгарский, конечно, подтвердил поэт Божилов) ни в чем особенном (ну кроме разве высокой мечты) не нуждается.

Потом Деда спросили, как, собственно, он попал в Китай.

Дед крутить хвостом не стал. Ответил: «С остатками белой армии».

Жизнь есть жизнь. Вот он служил в Русском бюро печати, приказы не обсуждаются, в итоге оказался во Владивостоке. В декабре двадцать второго года из разваливающейся Дальневосточной Республики на пароходе «Фузан-мару» ушел в Корею, боялся большевиков. («На море пала ночь, — процитировал Ролик стихи Деда. — Две лампочки горят над нашей головою».) В Корее устроиться не получилось, да и не сильно хотелось. Пароход продали, оружие пропили. Наверное, про пароход и про то, что его пропили, Ролик придумал, но это — бог с ним…

Вопрос: «Чем вы были заняты в Китае?»

Ответ: «В основном выживанием».

Вопрос: «Что помогало вам?»

Ответ: «Мысли о родине».

За Деда снова ответил его официальный представитель — опытный сотрудник отдела идеологии крайкома партии, много раз проверенный в деле товарищ Дмитрий Николаевич Пудель.

Вопрос: «Вы член партии?»

Ответ: «Такое заслужить надо».

Вопрос: «Когда и где вы получили советский паспорт?»

Ответ (снова Пудель): «В тридцать первом году в Харбине».

Видимо, память у Дмитрия Николаевича была покрепче, чем у Деда.

Он, например, прекрасно помнил то, о чем Дед, похоже, вообще не знал.

Сам Дмитрий Николаевич в Китае никогда не бывал, но это ему не мешало, это на его ответах не сказывалось. Всем известно, что к тридцать первому году Китайская Республика фактически отказалась признавать права русских переселенцев (Пудель называл эмигрантов так). Вот и пришло на помощь советское генконсульство.