Читать «Группа крови (повесть, рассказы и заметки)» онлайн - страница 50
Александр Абрамович Кабаков
Бутылка почти опустела, мое участие в опорожнении было незначительным – зачитался.
Все происходило в полной тишине, он так ничего и не ответил на мое предложение излить душу.
И тут я – со мною это бывает, как будто черт за язык дергает, – ляпнул еще одну бестактность.
– А почему бы тебе действительно не вернуться от своего пустотизма или как его – вот к такой нормальной живописи? Она, конечно, нахальная дура, но…
Это мое «но» не прозвучало бы, если б культуроложеские ругательства не были иллюстрированы. Но фотографии пустых выставочных залов с не менее пустыми полотнами на стенах меня, скажу прямо, убедили. Другое дело – кто меня просил вылезать со своей откровенностью?
Я убил бы за такую правду-матку, а N. сдержался.
– Подожди, я закончу, – сказал он. – А пока сходи за новой бутылкой. Там, в гараже, стеллажи…
Я нашел подходящую настроению бутылку, едва не обрушив полки его винного погреба, и принес ее на веранду. Он уже действительно закончил писать и убирал лишнее шпателем. Получалось вполне симпатично – холст вобрал и мое растерянное молчание, и его беззвучную истерику, и общее уныние буднего дня на даче, и даже кисловатый запах виски. Неплохой он живописец, подумал я, неплохой. Был.
Законченную работу он повернул лицом к стене, сам сел в плетеное кресло напротив меня. Вдруг зашел обычный пустой разговор – об окружающем повальном пьянстве, о нашем месте в этом общем деле, о сопутствующих и самостоятельных болезнях, об удручающих новостях из телевизора, о старости вообще и потере сил в частности… И о женщинах, конечно, поголовно глухих к шуму жизни.
Говорил он спокойно, только рот время от времени дергался, да рука дрожала – уж не из-за этого ли тремора изобрел он свой емпти-арт? Руки-то не нужны…
Минут через сорок он перебил сам себя.
– Пора, высохла, – сказал он, – приготовься.
Я не успел спросить, к чему мне надо приготовиться.
Он повернул подрамник холстом наружу.
Холст был пуст, только в том углу, который он записал последним и который еще не совсем высох, проступали тени мазков.
– Ты понял? – спросил он. – И ничего сделать нельзя. Я пробовал.
Я все понял, но не ответил.
…Когда я уезжал, он начинал третью бутылку. Пил он уже полулежа в кресле, при каждом глотке сползая с него.
Не следовало мне ехать – из выпитого литра с лишним граммов триста приходилось на меня.
Но я все понял и уже не мог ждать, пока виски выветрится.
Судьба, как известно, хранит пьяниц и сумасшедших. Я доехал без осложнений.
Почему я никогда не открываю авторские экземпляры, бессмысленно упрекал я себя всю дорогу, почему не прочел ту рецензию, о которой мне говорили нечто странное. Ведь я был неплохим беллетристом, думал я.
Слежавшаяся в стопке книжка захрустела и раскрылась.
Страницы развернулись веером.
Не жди меня, сосед
За последние годы подъезд наш неузнаваемо изменился. Перемены эти шли параллельно переменам в жизни вообще и в жилищных условиях населения в частности.
Одни, приехавши из города, допустим, Каменска Шахтинского, пожили годика три в съемной (так теперь все говорят) квартире, потом удачно прикупили двушку сразу за МКАД, потом еще поднялись и взяли в ипотеку трехкомнатную, в центре, точечная застройка, монолит, свободная планировка без отделки – ну и так далее… А другие, прежде спокойно и даже уютно жившие на 2-й Брестской в довоенном доме с деревянными перекрытиями, с пристроенным лифтом в стеклянном стакане и с доской для жэковских объявлений об отсутствии горячей воды – вдруг обнаружили себя в бомжатнике с устойчивым запахом на лестнице и со следами небольшого пожара – да еще и зарплату в институте стали платить редко…