Читать «Гроза над Шелонью» онлайн - страница 56

Евгений Федоров

— Замри! — пригрозил он кулаком.

Привычным воровским движением немец стащил с девичьих ног сапоги. Не спеша, внимательно он осмотрел обувь и удовлетворенно щелкнул языком.

— Корош залоги!

Он связал сапоги за ушки и перекинул через плечо.

— Дозвидань,—галантно вильнул он задом,— Ауф видерзеер, шерт!

— Дозвидань! — с издевкой крикнули два других немца, и все втроем двинулись в путь.

— Гады! — сорвался с места дед Ипатыч.

Ломая кусты, сокрушая молодую поросль, он, как разъяренный бык, выскочил на тропу, нагнал немцев и взмахнул штыком.

— Гекк! — крякнул дед и с разбега, со страшной силой пронзил большеротого немца. Он быстро выдернул штык и размашисто саданул прикладом второго по черепу. Немец не пикнул, ничком плюхнулся на землю. Третий в ужасе упал на колени и, подняв руки, взмолился:

— Мой залоги не брал. Пощады!

Дед размахнулся в третий раз и зычно, раскатисто гаркнул:

— Получай, гад!

И что было силы хряснул по немецкой башке.

— Что же ты наделал, старый хрен? — внезапно вырос перед дедом разъяренный Тимохин. — Разве ж убивать надо было? Это я мог и раньше без тебя сделать!

— А чего же ждал? Чего мудрил? — тучей нахмурился дед.

— А то, что нам «язык» нужен. Понял, «язык»! — Тимохин недовольно смотрел на деда.

— Эка важность! — пожал плечами дед. — Подумаешь, великое дело немецкий язык: Вас ис дас? Кислый квас. Хороша немецкая шкура, а еще лучше, если она дырявая.

— Ух, и дурной ты, дед, — проворчал Тимохин, — все дело нам испортил.

— Спортил не спортил, — не унимался старик, — а ухлопал я их все же здорово. Глянько-сь!..

Чернявый Ваня Шматов подобрал сапожки и подошел к девушке. Она сидела на тропке, под-корчив под себя посиневшие ноги, не понимая, что случилось.

— Ох, родные мои! — всхлипнула она. — Никак наши, русские! Желанные!

— А ну-ка, обуйся! — подсел к ней Шматов и пододвинул сапоги.

Она, морщась от боли, стала обуваться.

— Кто же ты? — внимательно посмотрел на молодую девушку партизан.

Она подняла на него красивые печальные глаза.

— Кто я теперь, и сама не знаю. Вроде травч-нушкн в поле. Налетели поганцы, пожгли село, мужиков — кого постреляли, кого в «Полонное» согнали. Слыхал про такой совхоз? — в голосе ее прозвучала боль.

— Ты вот что! — ласково кивнул ей Шматов: застегнись, дует шибко.

Она плотнее запахнулась и, жалуясь на горькую судьбу, продолжала:

— Раньше «Полонное» совхоз был, а теперь Гитлер подарил его немцу Хильману. Вот теперь сот пять мужиков и баб с темна до темна гнут горб на проклятущего. А издевки какие, не приведи бог! Сбегла я оттуда. А куда стремлюсь, сама не знаю. Мечусь, как все наши, по мхам да по лесам. Где только головушку преклоню?

Шматов вгляделся в ее истомленное лицо. Каждое горькое словечко ее, как жгучая капелька, терзало сердце.

— Вставай, идем, обсудим с нашими как быть?— предложил он ей.

Они вышли к месту засады. Разметав руки, • поперек тропки лежали бездыханные немцы. Ипа-тыч, поглядывая на них, сердито сопел:

— Так я ж на тых собак пули пожалел. Хватит с них и приклада. И то пусть немецкому госпо-лу богу доложат, что никакой муки от моей легкой руки подлюги не приняли!