Читать «Гроза над Шелонью» онлайн - страница 32

Евгений Федоров

— Ух ты! Кабы сивому мерину черную гриву, был бы буланый! — не осталась в долгу старуха и умильно посмотрела на Бакланова. — Возьмите меня, старую, в стряпухи.

— А дед куда? — спросил, недоумевая, ком-' бриг.

— А дед здоров на сто годов, — возразил Ипатыч.— Отпусти меня, батюшка,' с ребятами. Что мне чашки-поварешки, мне бы ружьишко. Страсть хочу немца бить.

Справедливо. Дед еще был могуч, крепок, добрый ходок, и Бакланов, пораскинув мыслями, согласился.

ОБ

— Быть по-твоему, сдавай котлы-рогачи. Буль охотник.

Дед весело подмигнул бабке, гаркнул на всю поля|гу:

— Есть быть охотником!

Бабка просияла и головой покачала:

— Гляди, каков! Совсем молодой, а все вы-|воряется старым...

Так и стал дед Ипатыч стрелком-охотником, а бабка Марина — стряпухой.

И сказал комиссар Денис Корнев старику Ипатычу:

— Ну, дед, теперь ты заправский воин. И как воин жалуй на зорьке к дубу, приму я от тебя присягу на верность.

Присяга — дело великое, священное. Слово в клятве—кремень. Огнем жгучим обожгла радость старую кровь. На сердце у Ипатыча словно в серебряные трубы затрубили, словно молодость вернулась. Вот уж и ночь над лесом полог раскрыла, а сна нет. И звезды горят, а глаза не смыкаются. И другие бойцы не спят. Разожгли костер, — коротать ночь, встречать зарю.

Ночь августовская в Пришелонье темна и Звездна. Сидит дед Ипатыч с боевыми дружками у огонька и слушает, как идет лесная ночь. Л'\ор ским прибоем гудит дремучий бор, скрипят сухие лесины, в тайной норе под корявым корневищем пискнул осторожный зверек, прошелестел палым листом торопливый еж, по-лешачьи заухал филин, предсмертным криком прокричал заяц в зубах хищника, по невидимой тропке пробирается к птичьим гнездовьям лиса, — жизнь в лесных дебрях и в эту ночь не останавливает своего обычного течения.

— А что, братцы, — поднимает голову дед.— Что примолкли? Не рассказать ли вам бывальщину?

Тишина ворожит над ельником. Как старый колдун, сидит Ипатыч на земле, подобрав под себя

ноги. Курчавая борода озарена пламенем, под лохматыми бровями поблескивают озорные глаза. Партизаны обрадовались слову Ипатыча, заторопили его:

— То.рмошись. старый. Сказывай...

— Не торопи, братцы. Не спеши, коза, все волки твои будут. Слушайте, орлы. Слушайте, соколы!

Дед схватил палку и шевельнул костер: золотые перышки-искры метнулись .в тьму, в черную хвою. Чудится, будто в густых елях запуталась и машет крылом жар-птица. Потрескивает в огне сухой валежник. Пляшет огонь, веселит сердце пламень.

Ипатыч прищурился от жары и сияния и повел свой немудрый рассказ:

«В некотором царстве, в недалеком государстве, не за синими морями, а за топкими болотами,— у нас на Порховщине жил да был старик со старухой...

— Это кто же? — заухмылялнсь партизаны.

— Известно кто — я, Ипатыч, да бабка моя — Маришка, — в тон продолжал дед. — Какая бабка! Умная да проворная, сварливая, да егозливая, не приведи бог. Хлеб с припеком, баба с привере/Гом. Увидела моя бабонька, что немцы пятки налаживают. поймала нашу последнюю курочку. Под при-печком, в потемочках от немцев уберегла. Зарезала старуха животину и чебурах в горшок. Пусть варится, пусть парится, пусть янтарится — жирком загорается. Вот встреча-угощенье для родных бойцов будет!