Читать «Городской дождь (рассказы)» онлайн - страница 95

Дмитрий Михайлович Холендро

— Оля!

Ресницы её намокли, и под глазами размазались тени.

— Скажи, что ты пошутил.

— Почему? — спросил он, и плечи его запрыгали, он смеялся, ещё ничего не понимая. — Я не пошутил. Я серьёзно. Так серьёзно, как никогда.

— Сейчас, — сказала она, вскочила и скрылась в ванной, а когда вышла с насухо вытертым, обесцвеченным лицом, словно по нему прошлись мастихином, он ещё улыбался,

— Миша, — сказала она, присев на прежнее место и сцепив пальцы. — Ты мой друг… Друг, которого у меня никогда не было! Но ведь этого мало!

Он не видел раньше, как ломают пальцы. Оля крутила их и стискивала, наверное, до боли. Он смотрел на её пальцы и жалел даже их. Он оглох, как после контузии. Но улыбался ещё…

— Я бы пропала без тебя… Не фигурально… Пропала, и всё. Я ведь дважды бросала всё, а потом хваталась за кисти, чтобы было что показать тебе. Ты не знаешь, в какое тяжкое время появился! Миша! Ты мой друг? Правда?… Что я говорю! Миша, я не могу!

Гримаса перекривила её лицо, и она бухнулась головой на руки и зарыдала.

— Ну вот, — сказал он. — Вот ещё… Перестань!

— Миша! Я ужасная, я не умею врать. Что мне делать с собой? Научи, накажи, только не бросай! — сказала она тихо, молящим голосом, распрямившись перед ним.

— За что тебя наказывать?

Это было концом разговора, и она с удивлением и благодарностью посмотрела на него и вздохнула, собираясь что-то сказать, но это стало бы началом новых ненужных фраз, и она опять вздохнула и подвигала губами, стараясь улыбнуться.

— Хочешь чаю?

— Поздно уже.

— Отосплюсь в Кисловодске.

— Когда это будет?

— Через месяц.

Вероятно, она заметила серость на его лице, он-то знал, как лицо его в такие минуты темнело от серости, и встал, чтобы уйти.

— Подожди! Нельзя же так!

Она вскочила, и руки её заплясали — ещё для него. А он сел и смотрел на неё, прощаясь.

Исчезли пути, проторённые временем в жизни. Повсюду — пустыня. И сердце молчит, не рождаются в сердце желанья, Повсюду — пустыня. Закат отпылал, и рассвета назавтра не будет. Повсюду — пустыня. Замолкло, ушло, онемело, иссохло, остыло. Повсюду — пустыня.

Он прочитал эти стихи не для неё. И не для себя. Просто — так было уже с кем-то.

— Кто это? — спросила она.

— Лорка. В ужасающем переводе.

— Чьём?

— Моём.

— Ты переводишь стихи? Тоже профессиональная страсть геологов?

— Не знаю.

А правда, ему никогда не приходило в голову, почему многие его товарищи таскают по тайге сборники стихов в рюкзаках и часто пишут сами, как правило, скрывая это от других. Вся таёжная жизнь была у них такой, точно часы, а за ними и дни становились длиннее. Не- многолюдье, а то и одиночество позволяли оглядеться вокруг. И увидеть вековые кедры и странные, чёрные, с розовыми боками камни в траве, и услышать ручьи и выстрел охотника, и запомнить облако в небе, и подумать о себе и о том, что всё это переживёт тебя. Музы не терпят суеты. И может быть, несуетность рождала музы? Кто скажет!