Читать «Гоньба» онлайн - страница 195

В Бирюк

Поближе завозилась в вершине сосны векша (белка), проснувшаяся от необычного света, едва слышно перепрыгнула она на другое дерево, потом на третье и все дальше и дальше от людей и пылавших костров… Чуть стихло, и вот уж доносится издали легкий хруст сухого валежника: то кровожадная куница осторожно пробирается из своего дупла к дереву, где задремал глупый красноглазый тетерев. Еще минута тишины, и в вершине раздался отрывистый, жалобный крик птицы, хлопанье крыльев, и затем все смолкло: куница поймала добычу и пьет горячую кровь из перекушенного горла тетерева…

Опять тишь, опять глубокое безмолвие, и вдруг слышится точно кошачье прысканье: это рысь, привлеченная из чащи чутьем, заслышавшая присутствие лакомого мяса в виде лошадей. Но огонь не допускает близко зверя, и вот рысь сердится, мурлычет, прыскает, с досадой сверкая круглыми зелеными глазами, и прядает кисточками на концах высоких, прямых ушей… Опять тишь, и вдруг либо заверещит бедный зайчишка, попавший в зубы хищной лисе, либо завозится что-то в ветвях: это сова поймала спавшего рябчика…

Лесные обитатели живут не по-нашему — обедают по ночам…

Но вот вдали, за версту или больше, заслышался вой, ему откликнулся другой, третий — все ближе и ближе. Смолк, и послышалось пряданье зверей по насту, ворчанье, стук зубов… Ни один звук не пропадет в лесной тиши.

— Волки! — в тревоге прошептал я, толкая в бок задремавшего старшого. Сухан, возницы и второй гридень давно уж спали крепким сном.

— А?.. Что?.. — промычал, приходя в себя, старшой. — Что ты говоришь?

— Слышишь? Воют, — несколько смущённо сообщил я ему.

— Да, воют… — равнодушно отвечал ярославец. — Эк их что тут! Чуют мясо, стервецы!

— Беда! — промолвил я.

— Какая ж беда? Никакой беды нет… А вот побольше огня надо… Эй, ребята! — крикнул он. — Проснись!.. Эка заспались!.. Вали на костры больше!

Спутники мои встали неохотно, тяжко просыпаясь посреди ночи, и вместе с нами навалили громадные костры. Огонь стал было слабее, но вот заиграли пламенные языки по хвое, и зарево разлилось по лесу пуще прежнего.

— Видимо-невидимо!.. — высказался я, несколько оторопев, слыша со всех сторон волчьи голоса. Зверей уж можно было видеть. Освещенные заревом, они сидели кругом, пощелкивая зубами.

— Ничего, — успокаивал старшой, — огонь бы только не переводился. То ли еще бывает в здешних лесах!..

И вспомнился мне рассказ Тихого Лета, как он на ёлке три дня сидел: «—  А конь? — А съели».

На какую сосну тут забираться? Ежели что…

Волки никак не смели близко подойти к огню, хоть их, голодных, и сильно тянуло к лошадям, а пожалуй, и к людям.

Звери все близились, было их до пятидесяти, коли не больше. Смелость их росла с каждой минутой: не дальше, как в трех саженях сидели они вокруг костров, щелкали зубами и завывали. Лошади давно покинули торбы с лакомым овсом, жались в кучу и, прядая ушами, тревожно озирались.

Без малого час времени прошел, а мы все еще сидели в осаде. До свету оставаться в таком положении было нельзя: тогда, пожалуй, и костры не помогут, да не хватит и заготовленного хвороста на поддержание огня. Но наш старший гридень — человек бывалый. Когда волки были уже настолько близко, что до любого из них палкой можно было добросить, он расставил нас по местам и велел, по его приказу, разом бросать в волков изо всей силы горящие еловые лапы.