Читать «Гермоген» онлайн - страница 189
Борис Иванович Мокин
— Зачем это ему надобно?
— Думаю, что измену затеял Долгорукий-Роща. Приём-то хитрый, хоть и простой. Сказать, что ключи у него отнял Голохвостов, а сам тем временем откроет полякам ворота Лавры, а виноватить будут Голохвостова. Дурная молва о нём станет бедствием, ибо нет ничего быстрее, нежели дурная молва...
— До сего дня князь Долгорукий проявлял отвагу в битве с поляками...
— Ежели человек плут и коварник, то в отваге его великая опасность. В казаках мы не доверяли таким
— Да, тут я вижу какую-то тайну меж сими людьми: князем Долгоруким, казначеем Девушкиным и... келарем Авраамием... — задумчиво произнёс Василий.
Он долго молчал, потом спросил не то Гермогена, не то самого себя:
— И однако, ключи от Лавры хранятся у князя Долгорукого... Что, однако, мешало ему впустить ляхов допрежь того, как затеялась сия кляуза?
— У всякого человека есть свой страх. В Долгоруком ещё жив тот страх, когда он изменил царю Борису. Как без страха помыслить, что все увидят за ним ещё прежний
— А пошто неповинного казначея надобно было схватить?
— Вели, государь, отрядить людей, дабы освободить казначея... Либо же мы так и не дознаемся о тайне... Что может быть опаснее, чем передать всю власть коварнику?
4
Гермоген опоздал со своей просьбой освободить от ареста казначея Лавры Иосифа Девушкина. На другой день стало известно, что несчастный старец не выдержал пытки. Тело его было столь обезображено, что монастырские служки обряжали его с сокрушённым сердцем, плакали и ужасались.
Тем временем воевода Долгорукий-Роща пустил по монастырю торжественную молву:
— Нетерпелив же в крепких явился Иосиф. Все свои иудины умышления тонко изъявил.
Но всяк понимал: на пытке можно не токмо на другого, но и на себя наговорить... Впрочем, признаний Девушкина в измене никто не слышал, а сам Долгорукий позже стал отрицать, что пытал казначея. Но злодейство свершилось, и живший в то время в Москве келарь Лавры Авраамий Палицын довёл до царя о кончине «изменника», не сумев скрыть тайного торжества:
— И тако зле скончался, не утаил думы иудские. Воистину от Господа попущение сие.
Когда об этом стало известно Гермогену, он подумал, что неспроста эти речи, что есть какая-то опасная тайна, связывающая Долгорукого-Рощу и Авраамия Палицына с покойным казначеем. Он ожидал встречи с архимандритом, но события приняли неожиданный оборот. Гермогену сказали, что его желает видеть какой-то человек.
...Гермоген имел обыкновение выслушивать всякого, кто пожелал бы говорить с ним. Но на этот раз монах, прислуживавший Гермогену, доложил, что какой-то страховидный человек самоволом вошёл в патриаршие палаты и не хочет объявить своё имя.
— Кабы дурного тебе чего не содеял. Глядит, паче дьявол...
— Да ты, Онуфрий, видел ли дьявола?
— Ну, ежели не дьявол, так евонный брат...
— Коли Бог за нас, станем ли бояться дьявола! Вели впустить, Онуфрий!