Читать «Где ты, бабье лето?» онлайн - страница 60
Марина Александровна Назаренко
— Чего ей обижаться, она вся больная — кто не знает, — не поверил Юрка.
— Ну уж тогда не знаю чего.
Ночной мороз поплыл туманом, вознесся, заслонив лес, натек над полями, над показавшимся Редькином, обнажая зелень озимых и красноту пахоты.
Они поднимались к деревне, когда Алевтина вдруг сказала:
— Ладно, тебе скажу, из-за чего обиделась. Из-за мешка все! Вот прибегает ко мне и говорит: там комбайнеры два мешка зерна продают. Тебе мешок и мне — давай возьмем. Я говорю: «У меня самогонки нет». Она говорит: «У меня есть, я возьму себе и тебе» — и побегла. Ну, эти мешки и стояли у нее. А потом мне из совхоза дали. Я говорю: разделите с Катериной Воронковой мой мешок пополам. А она не пожелала, хотела, чтобы ей одной все. С этого мешка и пошло.
— А чего это комбайнеры-то? Кто да кто?
— Кто-кто. А может, не комбайнеры. Комбайн-то в поле оставили, сломалась труба у него, откуда зерно идет на машину, может, кто знал, как открыть бункер-то. В общем, люди — и все.
Юрка только головой качнул. Как она ему — как родному! Но тут же вспомнил ее откровенную манеру говорить, не таясь ни перед кем. Ее пугающую откровенность. Что же, выходило, поле им запахано, им скошено, а тут — нате-пожалте. Кто-то, может, и еще поживился. Вон, говорит, сколько колосьев с поля таскали. Они с Витькой Бокановым со школой колосья те собирали — да в закрома… А то, говорят, мало на гектар выходит.
— А правда, может, каждое поле одному кому-то обрабатывать? Ну, трем, четырем? — выговорил он мысль, близкую той, что однажды уже высказывала она. И выговорил-то просто и доверительно, так, что она испуганно взглянула. Но убедилась, что доверительность родилась лишь от искреннего возмущения.
— Да уж, конечно, теперь тебе засядет в голову, — хмуро сказала она. — Правда, что не от мира сего. Больше всех надоть. Ты бы лучше огород матери вспахал… Если думаешь семьей обзаводиться. — Ну вот, и на прямую вывела. Видно, Женька доложила, что не собирается он в Холстах жить.
Юрий промолчал. Дома он вспахал огород, но не угодил чем-то, мать с Валеркой доковыривали, это правда. И не лежало у него сердце к тому, редькинскому, огороду.
Въехав в гору, он остановился. На пятачок к магазину не захотел протянуть — могла мать из окна увидеть, что привез Алевтину. Мать, возможно, почему-либо дома.
Алевтина слезла и глядела, как он разворачивался со своим прицепом — места было немного. Она стояла сжавшаяся, потускневшая, громоздкая в слишком тесной курточке. И стало ему ее жалко.
— А зря вы, — сказал он, — такие подруги были…
Она что-то поняла, подбежала к трактору. Он ждал, чего еще скажет.
— Юра, — выдохнула она, вскинув черные, заблестевшие на солнышке глаза, — помнишь, стожок-то наш развалился…
— Ну?
— Ну вот, вся моя жизнь развалилась, Юра. К тому это.