Читать «Где ты, бабье лето?» онлайн - страница 172

Последнее время частенько приходила Женька, доила корову, и тогда ее привязывал Юрка. Они вели как бы общее хозяйство, хотя Женька все отдалялась, обзаводилась своим, становилась самостоятельной. Оттого, что жили вблизи друг друга, медленно рвалась пуповина. Но корову Алевтина решила отдать ребятам с осени — все равно живет для них. «Для Степашки теперь», — думала с нежностью, разливая молоко по банкам: люди и без нее придут, возьмут молоко, выставленное у двора на лавке, — Алевтина людям доверялась, никогда еще не обманывали, а со смертью Марии Артемьевны в ней не гасло недоуменное чувство: к чему дорожиться, беречься — разве для Женьки.

Накануне она съездила в контору, попросила прислать трактор, чтоб вывезти сено. На корову накосили и убрали, но Алевтина косила еще по утрам в самой деревне и за деревней, окашивала брошенные усадьбы, неудобья, кюветы — агитировали сдавать сено государству, а ее и агитировать не надобно, ей не спится, не лежится, на дойку к девяти, а раз встала — руки просят работы. «Или сердце?» — думала она, усмехаясь. Теперь она часто усмехалась, думая о себе.

И накосила урывками видимо-невидимо. Катерина Воронкова и соседи Свиридовы помогали сушить-ворошить, и Женька когда выходила, прикатив коляску со Степашкой. Теперь в трех местах стояли высоченные копны. Одну-две выделит Катерине — той с больным мужем ничего не сдать, не увезти, а зерно для кур тоже надо получать за что-то. Да и помогала Катерина безотказно.

В Петров день двенадцатого июля погода состоялась на диво. Домой Алевтина приехала сразу после трех и сразу побежала к Свиридовым и Воронковым, предупредила, что придет трактор с тележкой. Юрка еще утром обещал отпроситься.

Она переоделась в платье из легкого шелка, сиреневое, в нежных разводах, такое неслышное на теле, — любила Алевтина надевать его на уборку сена. Нравилось, как обтягивало грудь и бедра, загорелые руки и шея выступали красиво. Волосы сколола высоко на затылке — собранные так, они молодили ее больше, чем распущенные по плечам, яснее открывалась прелесть крупного, с тупо обточенным носиком темноглазого лица.

Тракториста дали хорошего — доброго, хотя и нравного, Петра Рыжухина. Он быстро свозил сено в Редькино, взвесил — в одном возе двести, в другом триста килограммов. Второй раз она даже не ездила с ним. Прямо за прудом, на бывшей усадьбе старой пастушихи Афимьи, где оставались еще три копны, передохнула в холодке под липой, куда закатили Степашкину коляску — он и поиграл, и снова укачался.

Рыжухин управился скоро — катал лихо.

Юрка клал возы, Анатолий Свиридов, Петро и Алевтина подавали набирки, Катерина Воронкова с Женькой подгребали что оставалось. Петро не обязан был подавать, а подавал.

— Это, может, тебя так прозвали за волоса — «Рыжухин»? Какая-нибудь милашка. А ты Рыжов был?

— А я нешто рыжий? — подозрительно скосился Петро.

— Да нет, ты блондинистый, а это просто хорошо сказать: «Рыжухин ты мой», — меленько говорила Алевтина, взметая на воз набирку.