Читать «Где ты, бабье лето?» онлайн - страница 140
Марина Александровна Назаренко
«Пое-дем, красот-ка, ката-аться-а…» — растягивала гармонь. Получалась заминка. Ее-то, видно, и ждал Боканов.
— Нет, ты скажи мне, Ольга Дмитриевна, — захрипел он, — это как же ты насмелилась дом в нашей деревне построить? Понимаю, Алевтина и такое прочее, но все же рисковая ты женщина!
— А разве ваша деревня пропащая? Сейчас въехали, гляжу — дома глазастые, один к одному.
— Это что же, неужели мне с одной рукой придется дом подымать? — спросил Степан Боканов, проницательно помаргивая из пробивавшейся даже в праздники седой щетины.
— То ли еще будет! — вскричала очнувшаяся Алевтина. Без Женьки она снова забегала вокруг стола, подавая горячее.
Она и верно знала еще что-то, потому что Зимина нахмурилась и сказала:
— Давайте, ребятки, старинную «На старой калужской дороге», а?
Женщины улыбались, вздыхали, но Алевтина завела свою. Влажно поблескивая подковкой зубов, сливая слоги, она оглядывала гостей, наслаждаясь пением:
И все подхватили странно звучавшую здесь песню про галантного капитана, неосмотрительно пригласившего даму в каюту.
вела Алевтина.
— Она возьмет! — скорее одобрительно сказал Боканов и поглядел на Юрку. — А, Юра? Они с Танькой свое возьму-ут, — прибавил он, переводя сладко помутневший взгляд на Татьяну.
— Чего? — вскинулся Юрка и жарко, пунцово облился краской.
— Че-го-о… — пробормотал Боканов и тупо смотрел на сухонький кулачок Ириши, возникший под носом.
— А вот зачем, Ольга Дмитриевна, разрешаете строить дачи в нашем лесу?! — повернувшись к Зиминой, гаркнул вдруг Юрка. Кажется, впервые обратился к ней по имени.
— Ты говоришь про дачи на той стороне? За рекой? — выразительно, словно останавливая, проговорила Зимина.
Не хотела, значит, чтобы поминал про болото под Голицынским лесом. Но леса и на той стороне было жалко Юрке.
— Сколько уже свели, порушили, а у нас планы́ пустуют. И в Сытове дома через один стоят! Неправильно это. Кто нашу-то землю обрабатывать будет, одним не управиться.
Все притихли, глядели на Юрку. Как и отец, он начинал говорить, когда только захмелеет, — такая уж была у них, у Ледневых, замычка, — раскрывались тут и тайные мысли, копившиеся в долгом молчании, и желание показать свои, ледневского рода, ум, основательность, понимание вещей.
— Гляди, живут пенсионеры — что им надоть? Два-три мешка картошки на зиму. А они насыпают цельный подпол. Зачем так много распахивать? Тяжело, болеют потом. А землю жалко. Не засади ее — чернобыльником зарастет. И если стремятся люди сюда, значит, хотят землей заниматься. Не в лесу же, где мох да болота, сколько туда вбухать надо, и все своим горбом! Людей пожалели бы.
— Не слушай его, Дмитриевна, все путем! — загудел Борис Николаевич, посверкивая цыганскими белками глаз. — Тебе что, грыбов боишьси не хватит? Отец — тот хоть охотился, а тебе леса мало на нашей стороне? Пущай их там гужуются, какие хозяева, дорогу хотя бы наладили. — Видно было, что в способности дачников крестьянствовать он не верил, а желание их жить на приволье считал городской блажью.
