Читать «Где ты, бабье лето?» онлайн - страница 113
Марина Александровна Назаренко
А Пудов сам заговорил:
— Надо бы написать куда. Восстанавливать незачем — памятник никакой, но построена хорошо, красиво и на хорошем месте. А то и восстановить не грех. Местность наша без этой церкви много потеряет. И зачем ее рушить, можно использовать, когда даже сапуновских перевезут. Кому мешает? Пусть стоит. Ты, парень, приходи ко мне, когда освободишься, мы с тобой напишем, куда следоват. Чего нам с тобой делить? Мы с батькой твоим знаешь как ладили? И плотник был, и охотник был, и грыбник был.
— И бабий угожденец, чего говорить, — подтвердила и Лизавета. — Окромя добра, от него никто ничего не видал.
Под окошком у Пудовых расцвела черемуха — мелкая, дудочками, и наносило от нее псинкой. Щавелек молоденький взошел на бугре. Дымные листочки березы исходили терпким, липучим запахом, свешивались над открытой форточкой. «Надо в лес сходить, — подумалось мимолетно, — сморчков поглядеть».
— Возьми кролика, самочку дам — на раззавод. А хошь, с приплодом.
Но и кроликов Юрка брать не стал, хотя кроликов ему почему-то уже хотелось. Он прошелся между клетками, рядами настроенными в саду, — кролики шарахались в них, испуганно косились, шевелили усиками.
Он взял с Пудовых пятерку, как со всех. В результате получилось шестьдесят пять рублей. Евгения тотчас забрала их, кинув ему пятерку, — она хотела купить коляску и кроватку, но пока делать это боялась, положила деньги у матери. Она и распашонок-пеленок не готовила, зачем — сейчас все разом купить можно, не прежние времена, и какое одеяло брать, розовое или голубое, — неизвестно. Наказывала сразу приобрести, если родит благополучно. Женька оказалась хозяйственной и каждый месяц откладывала деньги — свою мечту получить квартиру в Центральной не похоронила и, не надеясь на Юрия, сама ездила и следила, чтобы очередь не прошла.
Юрка все-таки урвал минутку. Женька легла после обеда, Алевтина приехала с дойки и возилась с посудой, мыла банки под молоко, ведра, не собиралась ложиться. Юрка не мог оставаться с нею один на один и пошел было через шоссе к Синековой горе на старую сечу. Говорили, сморчки любят сечи молодые, да где они? Вышел он на шоссе и вдруг свернул к мосту, а там — вправо, на дорогу, уже основательно побитую к будущим дачам.
Дорога вела старой барской березовой аллеей. Но не было аллеи, не было! Матерые голые пни расселись по обеим сторонам, темнея побуревшими за зиму лысинами. Юрка побежал дальше. Но и еловых посадок двадцатилетней давности не существовало! Ряды пеньков спускались к обрыву, с которого проглядывал угол Быстрого. Стеснило дыхание, стало сухо во рту. Собственно говоря, он и прибежал сюда, чтобы испытать это ошеломительное чувство утраты. Медленно брел он назад, осмысливая происшедшее.
Старая осоковатая косматая трава кустилась вкруг лысин толстых карликов, явившихся из кошмарной сказки. Юрка лениво раздвигал ногой траву — на сече было все как на сече. Только ни ягодника, ни грибов. Правда, на пнях нарастали кое-где древесные. Вдруг сморщенная гномья рыжая шапочка глянула из травы. Еще и еще — рыжие, красноватые клубочки сморчков угнездились в лапах бывших берез. Он поднял несколько штук и спустился к Быстрому мимо прогнившего дзота, в котором мальчишкой лазил по еще крепким бревнам, направился вдоль реки в Холсты.