Читать «Где ты, бабье лето?» онлайн - страница 112

— Как иду в магазин, — словно наскучившись молчанием, говорила она, — все ему бутылочку возьму. Пять тридцать бутылка-то. Тем и живет. Ничего не исть, а выпьет — поисть. Ребята спросят, приеду в Москву: «Дед-то как?» — «Плохой». — «А бутылку зачем везешь?» — «А это лекарство, говорю». Кроликов тридцать штук, дед говорит — изводи, а я не могу. Что делать-то тогда зимой? Летом-то все дела в огороде есть, а зимой-то? Хоть на улицу с ними выйдешь, накормишь. Они усиками шевелят. У-ух! — вздрогнула она полными плечами и засмеялась чему-то своему. — Утром нарежешь им ведро картошки, намоешь — хорошо ее едят. В обед хлеба кусок. Ломоть надвое режу. Тридцать кусков. А вечером сено. У меня отавы накошено много. Теперь трава пойдет, траву косить буду.

«Травы еще не скоро дождешься, — подумал Юрка. — Это какое надо терпение иметь — кроликами заниматься». В деревне многие держали кроликов. Прежде водили овец, теперь — кроликов. С них тоже немалый доход, всегда с мясом и государству польза. Юрке не до кроликов, у него техника. Но и Борис Николаевич, когда был еще бригадиром техники, держал кроликов. Однако там правила всем Валентина Николаевна, бывшая Юркина учительница. Клетки-то чистить надо. Это кому делать нечего. Вон Санька, брат Анатолия Свиридова, или Михаил Зайцев — один на пенсии и другой «на заслуженном отдыхе», — им можно кроликами заниматься. Еще снег не сошел, приехали в дома покойных матерей, и сады развели, и клубнику, подсолнухи по тарелке выращивают. Нет, у Юрки другая полоса.

Сам Пудов сидел все время на лавочке нога на ногу, качая валенком, в огород даже не зашел. Но за столом очутился напротив Юрки. А стол у Пудовых маленький, заткнутый в угол кухни, и Юрка вдруг увидел, как постарел дядя Григорий: кожа на голове просвечивала розовым сквозь редкие, зачесанные набок, развившиеся пряди волос, и как-то совсем печально свешивался длинный тонкий, когда-то красивый нос. И глаза отцвели добела и глядели без всякого интереса.

Все же Пудов не удержался, заметил едко:

— Мы с твоим батькой пятнадцать лет в одной бригаде плотничали, по одному бревну топорами тюкали, а ты, идол, как обидел меня тот раз.

— Будет тебе, отец, — остановила Лизавета, — парнем был, а у парней знаешь, чего в голове — мусор; теперь он мужик, гляди, какую усадьбу себе распахал.

— Я видел, на Дунином плану. Ты, Юрка, теперь соседа своего, Воронкова, уважай, тоже в нашей бригаде был. Стяпан да Воронков, да я, да мой Серега — и вся бригада. А делов наворотили — до сих пор в наших домах живут. И никто лучше нас не работал. Воронков, он хотя и не инвалид, а ветеран, как бы сейчас и твой отец был. Погиб Стяпан не за бабочку. Святой был человек.

— Почему святой? — спросил Юрка.

— Я знаю почему. Святой — и все тут. В церкву не ходил, а святой.

— Дядя Григорий, а с церкви купол-то свалился, — сказал Юрка, неожиданно подумав, что хорошо бы спросить у дяди Григория, как и куда написать насчет церкви, но сказать забоялся — как бы дядя Григорий не подумал, что он опять намекает на его «писательство».