Читать «Гаспаров» онлайн - страница 24

Вторая строфа. Пропускаем восемь строчек («Я умолял...»): мы вернемся к ним потом. Вторая попытка преодолеть тоску: Но высь за говором под стяг / Идущих туч / Не слышала мольбы / В запорошенной тишине, / Намокшей, как шинель, / Как пыльный отзвук молотьбы, / Как громкий спор в кустах. «Напрасно: небо в тучах и пыльная мокрая тишина вокруг только усиливают тоску и тревогу». Первая попытка кончалась обнадеженностью: «Я умолял их перестать. Казалось - перестанут». После второй это уже не кажется. При первой попытке адресат мольбы был назван «тучи», а обстановка -«пыльный рынок», теперь они стали более высокими абстракциями, высь и тишина. Прежде тучи шли «налегке», теперь о них сказано: говор туч, идущих под стяг, то есть на военный сбор: картина, привычная для военного времени, слово «стяг» из высокого стиля. О безответной тишине сказано четырежды: она - (1) запорошенная, (2) она намокшая, как шинель, (3) как пыльный отзвук молотьбы, (4) как громкий спор в кустах. Здесь опять разворачивается парадоксальная образность, намеченная в предыдущем стихотворении: душная ночь и рассвет - неслиянно и нераздельно сухие и влажные, и эти сухость и влажность соединяются в духоту. «Запорошенная» (пылью) - это сухость; «намокшая шинель» - влажность; «пыльный отзвук молотьбы» - сухость (пыль, но уже не природного, а культурного происхождения), но здесь осязательные образы уступают место слуховым, слово пыльный - уже метонимия; и наконец, «громкий спор в кустах» - пассивная тишина превращается в активно протестующий спор. Это нарастание слуховых образов заставляет оглянуться на самый первый из них, говор «идущих туч», напоминающий о «навек заговорят» в конце «Душной ночи». Самый вещественный образ здесь -«шинель», он подкрепляет метафорические образы солдат, идущих

под стяг в начале, и, может быть, неназванных дезертиров в кустах - в конце.

Из 17 знаменательных слов 7 входят в состав сравнений, в том числе одно - как метонимия, пыльный. Из 10 остальных в прямых значениях употреблены только два ключевых, тучи и тишина: это означает 80% тропеичности, небывало высокая усложненность. Но почти все эти переносные значения - достаточно простые метафоры-олицетворения: за говором (туч), идущих под стяг, высь (= «небо», оттенок метонимичности) не слышала мольбы...

Третья строфа, третья попытка преодолеть тоску: Я их просил - / Не мучьте! / Не спится. / Но - моросило, и топчась / Шли пыльным рынком тучи, / Как рекруты, за хутор, поутру, / Брели не час, не век, / Как пленные австрийцы, / Как тихий хрип, / Как хрип: / «Испить, / Сестрица». «От тоски и тревоги кажется, что впереди только война, плен и лазаретное умирание с пересохшим горлом».

Слова «Я их просил» относятся опять к тучам. Слова «Не мучьте! Не спится», видимо, представляют собой обращенную к тучам прямую речь. Далее следует последняя картина неба с идущими тучами, отчасти повторяющая две предыдущие. От первой близко повторены строки: «(Накрапывало. Налегке) Шли пыльным рынком тучи». Положительно окрашенное «налегке» снижено на менее приятное «топчась». От второй картины дважды варьируется мотив «говор под стяг идущих туч» - тоже со снижениями. Прежде всего исчезает высокий образ стяга, идущие за ним теперь прямо и сниженно названы «рекрутами» (точнее было бы «новобранцами», но в бытовой речи это были синонимы), идут они неохотно («топчась», «брели») и недалеко («за хутор»). Далее -снижение еще на ступень: это не новобранцы по пути к войне, а пленники по пути с войны, перед нами не начало, а конец судьбы. («Пленные австрийцы» - бытовая реальность, многонациональные австрийцы сдавались в плен чаще, чем германцы.) Выстраивается мрачнеющая последовательность концовочных слуховых образов: в конце предыдущего стихотворения был спор веток с ветром (природа), в новом стихотворении этот «спор в кустах» превращается в говор арестантов (человеческое общество), а он конкретизируется в хрип пленных. Наконец, за новобранцами исчезают и пленники, остается только бестелесный звук: как рекруты... как пленные австрийцы,